Богородица

Библиотека Наталия АФАНАСЬЕВА Учебник церковнославянского языка

Введение


Церковнославянский язык – язык Священного Писания и богослужения, в середине-конце IX века данный Богом православным славянам через святых равноапостольных Кирилла и Мефодия и ставший общим богослужебным и литературным языком всех православных славян. С началом формирования светских литературных языков он перестает быть общим языком литературы славянских народов, но остается языком богослужения и богообщения, объединяющим православных славян в литургическом единстве. Особенности церковнославянского языка ставят его в исключительное положение в ряду остальных языков.

1) Церковнославянский язык был создан как книжный язык исключительно для богослужебных целей, для Евангельского Благовествования, для приобщения славян к Православной вере и Церкви. Кроме того, он стал общим для всех православных славян языком книжности и культуры, ибо вся средневековая литература православного славянского мiра была христианской. Можно утверждать, что в эпоху с IX почти до конца XVIII вв. у восточных и  части южных славян, а в ранний период и у славян западных, существовал единый древнеславянский (церковнославянский, книжнославянский) литературный язык.

2) Церковнославянский язык с самого своего возникновения, т.е. со времени создания своей азбуки (862-863 гг.) и первых переводов с греческого языка, был создаваем людьми высокой духовной жизни. Не только сами Первоучители, но и их ученики, прославлены в лике святых Православной Церкви. Кроме того, важно помнить, что святые просветители славян Кирилл и Мефодий были монахами, причем монахами аскетического, пустынного устроения, всю жизнь стремящимися к пустынному уединению и исполнившими свою миссию просвещения славян именно по послушанию Божественной воле. Первая азбука, созданная святым равноапостольным Кириллом, – глаголица, – не имела аналогов среди существовавших к тому времени алфавитов и была всецело плодом молитвы, поста и духовного творчества святого Кирилла.

Во все времена бытования церковнославянского языка во всех славянских странах, и особенно на Руси, он воспринимался как язык сакральный, священный, чему свидетельство – существование множества вариантов так называемых «Азбучных молитв», т.е. молитв, построенных по принципу азбучного акростиха.

3) Церковнославянский язык (а точнее – старославянский, или староцерковнославянский, под которым подразумевается язык памятников X-XI вв.)  был создан на основе македонского наречия, говора славян города Солуни, – носителями которого были святые просветители, т.е. принадлежал к группе южнославянских языков, подобно языкам сербскому, болгарскому, хорватскому. Однако, создан он был в Великой Моравии, находящейся на территории нынешних Чехии, Словакии и отчасти Венгрии, и предназначался для предков нынешних чехов и словаков, – т. е. для славян западных (к коим принадлежат, кроме чехов и словаков, уроженцы Польши). После Крещения Руси в 988 году церковнославянский язык стал достоянием народа русского, язык которого (наряду с украинским и белорусским) принадлежит к восточнославянской группе языков. Несмотря на такие языковые различия, церковнославянский язык в эпоху своего создания был понятен всем славянам, ибо славянские языки в то время отличались друг друга незначительно и были скорее диалектами, чем собственно языками, сохраняя особенности праславянского единства.

4) Будучи созданным на основе южнославянской группы языков, церковнославянский язык имеет характерные черты южнославянизмов. Вот некоторые из них:

а) неполногласие: град, страна, храм (южнослав., цслав.). Ср. вост.-слав., рус.: город, сторона, хоромы;

б) гласный «е» в начале слова: елень, есень (южнослав., цслав.). Ср. рус.: олень, осень;

в) согласный «щ» на месте вост-слав. «ч»: нощь, свеща, мощь, пещеры, горящий, могущий (ю.-слав. и цслав.). Ср. рус.: ночь, свеча, мочь, Печоры, горячий, могучий.  

5) Хотя церковнославянский язык был создан на основе разговорного языка города Солуни, он сразу стал языком книжным, искусственным, ибо возник как язык перевода с языка греческого, вобрав в себя особенности его грамматики, лексики и синтаксиса. Во многом он был плодом духовного творчества своих создателей – святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. С самого начала ими сознательно был выбран единственно возможный для перевода метод – пословный, а часто и поморфемный (приставка, корень, окончание). В особенности это касается многочисленных в греческом богослужебном языке сложных лексем (напр., «древо благосеннолиственное», «людем пешемореходящим» и т.п.). Святые переводчики заново создавали славянские слова и синтаксические конструкции по матрице греческого оригинала, употребляя при этом метод калькирования морфем, однако в нужных случаях не пренебрегая и богословско-филологическим творчеством. Создавался язык, принципиально отличающийся от своей разговорной основы, с лексическим фондом и синтаксическими конструкциями, отсутствовавшими в разговорных славянских языках.

Нужно помнить, что на церковнославянском языке никогда не говорили и не говорят, он всегда употреблялся как общий язык Священного Писания и богослужения всех православных славян, а до XVII века – и как единый и единственный их литературный язык.

6) Кроме того, многие разговорные славянские лексемы в церковнославянском книжном языке приобретали новое – христианское – значение, которого до той поры у них не было. Святые переводчики не только создавали новые слова и словосочетания по греческой модели, но и воцерковляли уже имевшиеся у славян слова и выражения, придавая им ранее отсутствовавший у них духовный смысл.

Таким образом происходило преображение славянского языка и воцерковление славянского духа, а также приобщение его к православной византийской духовной традиции, превращение живого разговорного языка солунских славян в литературный язык высшей духовной культуры.

7) Будучи средством воплощения определенных священных текстов, церковнославянский язык не существовал и не существует как некое абстрактное явление, но несет в себе особенности тех памятников, которые на нем написаны. Эти тексты, в зависимости от степени своей сакральности, составляли строгую иерархию. На первом месте – Священное Писание, на втором – богослужебные, литургические тексты, затем – творения Святых отцов, литература аскетическая, литература проповедническая («слова»), затем – агиографическая литература (жития святых), повествовательная («повести»), историческая (хронографы, летописи), паломническая («хождения»), и т.п. 

8) Переводы, в огромном количестве создававшиеся в православных славянских странах – в Сербии, Македонии, Болгарии, Древней Руси, – переписывались от руки и в каждой стране имели свои особенности, – так называемые «изводы», однако различие между изводами было весьма незначительным, так что гораздо больше разночтений наблюдалось между «жанрами» внутри одного извода (напр., гимнографии и агиографии древнерусского извода), чем между разными изводами одного жанра (напр., болгарским и древнерусским).

9) Являясь языком книжным, литературным, а главное – сакральным и богослужебным по своему предназначению, церковнославянский язык был в бόльшей или меньшей степени закрыт для проникновения в него элементов разговорных славянских языков. Однако, это проникновение имело место в тех его, условно говоря, «жанрах», которые находились на нижних ступенях иерархической лестницы. Верхние же ступени – Священное Писание и богослужение – были, по преимуществу, закрыты для вторжения разговорных языков какой бы то ни было эпохи. Именно в этих текстах проявлялся наибольший консерватизм и стремление к строгой норме.

10) Однако, рукописное распространение творений церковнославянской книжности влекло за собою неизбежные разночтения, ошибки, варианты, т.е. в бόльшей или меньшей степени утрату нормированности и единства. Это приводило к осознанию необходимости централизации и унификации языка, т.е. к необходимости «книжных справ». Таких крупных центростремительных процессов  в истории церковнославянской книжности было несколько.

Следуя классификации акад. Н.И. Толстого, «здесь, не считая ранней эпохи Кирилла и Мефодия и эпохи царя Симеона, следует отметить деятельность и авторитет тырновской школы патриарха Евтимия в Болгарии, ресавской школы в Сербии и связанную с ней активность Константина Костенечского и Григория Цамблака, второе южнославянское влияние на Руси и "исправление книжное" митрополита Киприана, энциклопедический труд митрополита Макария, деятельность Пахомия Логофета, Максима Грека и др., начало книгопечатания (несколько центров: Краков, Вильна, Острог, Обод, Белград, Горадже; Москва, Тырговище и др.), наконец, формирование "западнорусской" (ранней украинско-белорусской) школы, деятельность князя Острожского и князя Курбского, создание Киевской академии (митрополит Петр Могила), унифицирующую роль норм грамматики Мелетия Смотрицкого и ее влияние на славянском Востоке и Юге, и в конце концов – в известной мере – деятельность проповедников и переводчиков петровского и послепетровского времени в России и влияние их норм на литературный язык Сербии и отчасти Болгарии в XVIII в.» (Толстой Н.И. История и структура славянских литературных языков. М., 1988. С. 42).

В результате никоновской книжной справы в XVII веке, т. е. исправления московских богослужебных книг по львовским и киевским образцам, произошла унификация московской и киевской традиций, при этом киевская традиция фактически победила московскую, и, впоследствии сама претерпев заметное влияние со стороны последней,  сделалась традицией общерусской. Церковнославянский язык русской редакции, прежде вобравший в себя и южнославянскую традицию, прекратившую к тому времени свое самостоятельное существование, оказался, таким образом, единственным преемником языка староцерковнославянского. Именно он стал и по сей день пребывает языком тех православных славянских Церквей, которые не предали завещанного им Богом церковнославянского наследия. Эти Церкви пользуются в своем богослужении церковнославянскими книгами русской редакции, хотя и с некоторыми незначительными изменениями.

11) Характерны особенности всех книжных справ, имевших место в истории церковнославянской книжности. Все они провозглашали принцип «святой старины», т.е. при исправлении руководствовались идеей соответствия славянского текста греческому оригиналу и древним рукописям, богословской точности, а также благочестия и благолепия. Ни одна из существовавших книжных справ, включая последнюю значительную справу XVII века – «никоновскую», – не провозглашала своей целью приблизить церковнославянский язык к разговорным славянским языкам или сделать язык богослужения понятным.

12) Если говорить о церковнославянском языке богослужения, то нужно отметить его специфические черты. Прежде всего, это пословность перевода гимнографических творений, что имело место на протяжении всего существования церковнославянского богослужебного языка. Достаточно сравнить рукописи разных «временных срезов», чтобы убедиться, что отступления от пословного перевода, сохраняющего пространственное расположение лексем греческого синтаксиса, иными словами, – замысел поэта-гимнотворца, – минимальны. Порядок слов в гимнографическом тексте меняется крайне редко, и таким образом сохраняется изначальный поэтический строй гимна как творения поэтического, написанного по определенным риторико-поэтическим законам византийской пиитики и освященным духовным гением поэта-гимнотворца.

Что касается лексики, то она действительно в бόльшей или меньшей степени менялась на протяжении веков, однако слова для замен выбирались отнюдь не по принципу их современности, понятности и близости к разговорному языку той или иной страны или эпохи. Определяющим мотивом исправлений была богословская точность смысла. При этом учитывался весь опыт, накопленный переводчиками прошлых лет, поэтому новое слово, взятое справщиками взамен старого, зачастую было «гиперцерковнославянизмом», т.е. взятым из более древних памятников. Таким образом, можно сказать, что церковнославянский богослужебный язык менялся как бы «по кругу», вновь и вновь возвращаясь к своим истокам, запечатлевая и бережно сохраняя почти в полном объеме всё своё многовековое духовное и культурное наследие.