Актуальные статьи

Во-первых, и прежде всего, мне хотелось бы выразить свою глубокую благодарность за предоставленную мне здесь сегодня Вами, господин декан и досточтимые профессора, вами, дорогие друзья, возможность засвидетельствовать свою признательность за присуждение мне степени почетного доктора богословия в подготовленном мной докладе. Вместе с этим мне хотелось бы передать вам сердечный и братский привет от моей Церкви — Реформатской Церкви Венгрии и от духовных академий в Будапеште и Дебрецене. Кроме того, я нахожу особенно приятным долгом поблагодарить вас как президент Христианской Мирной Конференции за ту разностороннюю поддержку, которую оказывал нашему движению ваш факультет. Мой предшественник в епископском звании — епископ А. Берецки, был моим предшественником и в звании почетного доктора, он также являлся почетным доктором вашего досточтимого факультета. Вместе с профессором Иосифом Громадкой, в тесной связи с ним он возродил освященную веками традицию наших Церквей: оба они способствовали возрождению братских отношений между Церковью Чешских Братьев и Реформатской Церковью Венгрии и их дальнейшему развитию, тем самым как бы воссоздавая дружественные связи между нашими народами.

Доклад мой будет посвящен еще одному почетному доктору факультета имени Яна Коменского: скончавшемуся безвременно год назад почетному президенту Христианской Мирной Конференции митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Никодиму. В особенности мне хотелось бы остановиться на богословском, церковном и экуменическом значении его личности. Почему я ставлю перед собой такую задачу? Во-первых, потому что нас обязывает к тому Евангелие: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13, 7); во-вторых, поскольку краткая жизнь митрополита Никодима, его церковная и экуменическая деятельность приходятся на время, когда в мире, в межцерковных отношениях и в области служения Церквей миру происходили значительные, революционные изменения. И поскольку речь идет об одной из ведущих личностей Церкви, живущей в условиях первой в мире социалистической страны — Советского Союза, личности, чьей деятельности мы обязаны возможностью размышлять над богословскими высказываниями самой крупной Православной Церкви мира, рассмотрение этой личности может обогатить нас исключительно полезной, поучительной, открывающей новые пути информацией.

Число авторитетных высказываний, выступлений и исследований митрополита Никодима настолько велико, что для моего доклада я нуждался в определенном отборе, в определенном ограничении моей темы. Ни в коем случае я не стану притязать на то, чтобы показать полную картину богословской и экуменической деятельности митрополита Никодима. Кроме того, я полагаю, что не настало еще время для оценки, для измерения прошлого и настоящего значения его вклада в богословское развитие, в углубление экуменических отношений, в утверждение оснований христианской миротворческой деятельности. Но уже сейчас со всей решительностью можно сказать: мало кто из церковных деятелей настолько находился в центре внимания общественности за последние десятилетия, как митрополит Никодим. Многое говорилось и писалось о его экуменической, церковно-общественной и миротворческой деятельности, но очень мало было сказано о его богословском вкладе, направленном на развитие жизни Русской Православной Церкви, о его усилиях, направленных на укрепление Церкви. Его оценивают по-разному: как выдающегося представителя своей Церкви на международных форумах, как церковного дипломата, как одного из президентов Всемирного Совета Церквей, как президента Христианской Мирной Конференции, в значительно меньшей степени получила признание его деятельность как богослова, пастыря, проповедника, истинного сына своей Церкви. Это и понятно, ибо необходимые для этого источники пока недоступны, отчасти из-за языковых трудностей и еще потому, что печать, в том числе и церковная, находит для себя интересным лишь то, что граничит с сенсацией.

Три десятилетия, прошедшие со времени окончания второй мировой войны, по моему мнению, были отмечены для Русской Православной Церкви следующими характерными моментами: во-первых, стабилизацией положения Церкви в советском обществе, основой для которого в значительной степени явилась патриотическая позиция Церкви в период Великой Отечественной войны; при этом весьма интересно проследить за богословским осмыслением Церковью своего положения. С другой стороны, на протяжении этого времени Русская Православная Церковь все больше заставляет говорить о себе как части всемирного экуменического движения. Ее участие в этом движении в течение этого тридцатилетия приобрело такой масштаб, что можно без преувеличения сказать: ни одна другая национальная Церковь не вела такой целенаправленной, разносторонней и глубоко продуманной экуменической работы, как Русская Православная Церковь. Это видно из ее участия во всеправославном движении, в двусторонних богословских диалогах, вплоть до участия во всемирном экуменическом движении, а также в светских международных организациях, таких, как Всемирный Совет Мира.

Как внутренняя стабилизация положения Церкви в советском обществе, так и установление экуменических контактов происходили в условиях социальной ситуации, которую с полным правом можно охарактеризовать как величайшее революционное преобразование в истории человечества. Революционный процесс в Советском Союзе наиболее глубоко, по сравнению с предшествовавшими революционными процессами, затронул экономические корни и структуры общества; целью его является формирование у людей нового сознания. В связи с этим мы постараемся напомнить, насколько высокой оценки заслуживают при этом деятельность Церкви и роль митрополита Никодима в такой деятельности.

Мы уже имели возможность упомянуть о том, что всё, написанное или сказанное до сих пор о митрополите Никодиме, касалось лишь связанных с ним сенсаций. (Исключения в этом смысле представляют только две статьи в «Журнале Московской Патриархии», 1979, № 4, с. 36-56 — протоиерея Василия Стойкова «Служение Церкви и миру», профессора протоиерея Николая Гундяева «Для единства и мира по завету Христа».) Теперь, мне думается, настало время более углубленного изучения. В связи с этим я взял на себя задачу исследовать четыре области, в которых более всего сказалось духовное воздействие митрополита Никодима. Области эти суть следующие:

1. Итоги обновления Русской Православной Церкви;

2. Вопросы соотношения веры и общества в Советском Союзе;

3. Проблема христианского единства;

4. Церковные и богословские основания миротворчества.

Разумеется, такое деление представляет собой всего лишь рабочую гипотезу, ибо все эти вопросы и проблемы трудно отделить друг от друга, и во многом они переплетаются между собой.

1) Под влиянием Папы Иоанна XXIII митрополит Никодим любил называть свои усилия, направленные на укрепление Церкви, «русским аджорнаменто». В это понятие он включал не только вдохновения великого Папы-миротворца, он всячески стремился избежать впечатления, будто имеются в виду нововведения, чуждые русской церковной традиции, хотя и считал неизбежными церковные преобразования, требуемые временем. Какой же смысл обретают основные пункты этого «русского аджорнаменто» в свете деятельности митрополита Никодима?

В первую очередь мне хочется назвать его сознательное обращение к русской богословской традиции, шедшее тремя различными направлениями. Митрополит Никодим недаром обращается к работам выдающихся русских богословов прошлого и начала нынешнего века, а именно знаменитого митрополита Московского Филарета (Дроздова), бывшего одним из замечательных богословов своего времени, а также профессоров В. В. Болотова и протоиерея Павла Светлова. Тогда как основное внимание митрополита Филарета привлекало соотношение русской культуры и Церкви, профессор Болотов обращался в основном к вопросу диалога с неправославными, а профессор протоиерей Павел Светлов занимался вопросом о социальной ответственности Церкви и верующих. В связи с проблемой обеспечения преемственности богословской традиции митрополит Никодим обратился к анализу, исследованию и обработке материалов по истории Церкви после Великой Октябрьской социалистической революции. Эта работа тем более значительна, что подобную грандиозную задачу не ставил перед собой еще ни один из ныне живущих в Советском Союзе историков Церкви. То, что опубликовано по этому важному и бурному периоду истории — по большей части на Западе, — несмотря на высокие научные притязания, никак нельзя считать объективным анализом и оценкой этого периода. Намерением митрополита Никодима было — он часто говорил об этом со мной — написать на основании объективного изучения исторических источников историю Русской Православной Церкви в межвоенное время. Когда он утверждал, что «отрицательное отношение» Русской Православной Церкви к революции в действительности не совпадало с подлинным отношением к ней Церкви, мнение это основывалось на знании, полученном в результате усиленного изучения источников. Истина, бывало говорил он, гораздо сложнее и запутаннее, нежели просто информация, получаемая мировой общественностью в результате одностороннего, а часто и просто ложного, изображения фактов. До сих пор остается неизвестным, насколько митрополит Никодим продвинулся в сборе и обработке материалов, хотя мы знаем, что в последние два года жизни он читал лекции по истории Русской Церкви в Ленинградской духовной академии.

2) Второй чертой «русского аджорнаменто» было стремление митрополита Никодима к обновлению богослужения, и в частности литургии. Широко известно, как предан был он церковному богослужению, какой энтузиазм он проявлял в этом отношении, как охотно он при любой возможности участвовал в литургическом празднестве или сам возглавлял его. Он является автором многих замечательных молитв для богослужебного употребления. В этом отношении для него серьезным являлся вопрос о том, как использовать современный русский язык в богослужебной практике, то есть, каким именно образом там, где это возможно, наряду с церковнославянским языком, на котором и по сей день совершаются богослужения в Русской Церкви, употреблялся бы и современный русский язык. Образцом для него здесь служил митрополит Московский Филарет, писавший еще в прошлом веке о том, что Русская Православная Церковь не может лишать русский народ возможности слушать слово Божие на современном, понятном языке, тогда как это соответствует учению отцов Церкви, духу Восточной Кафолической Церкви и духовным потребностям православного народа (Митрополит Филарет, «Слова и речи», 1886, т. 4, с. 259). Но и в наше время исключительно велики препятствия, стоящие на пути подобных перемен как ввиду силы церковного консерватизма, так и потому, что до сих пор отсутствует удовлетворительный и точный перевод литургии на современный русский язык. Хотя сам митрополит Никодим перевел на современный русский язык немало чинопоследований, до их повсеместного введения дело не дошло; правда, митрополит Никодим делал пробные попытки их использования в храме Ленинградской духовной академии и в Троицком соборе в Ленинграде.

3) Большое значение придавал митрополит Никодим проповеди слова Божия. Он придерживался мнения, что проповедь слова Божия составляет неотъемлемую часть православного богослужения. Проповедь, однако, не должна состоять из простого сухого перечисления истин веры, а должна представлять собой личное свидетельство о Христе Иисусе. Сам он проповедовал за каждой службой, которую он возглавлял. Основными чертами его проповедей были простота и христоцентризм, — обращенность к тайне Воплощения, вочеловечения Бога Слова. «Прочной основой нашего благовествования является Воплощение Сына Божия, в нем находим мы и смысл нашей жизни», — сказал он в одной из своих проповедей. Постоянно звучат в его проповедях темы примирения Бога и человека, тайны Царства Божия, Церкви как Тела Христова. В другой своей проповеди он говорил, что в Церкви Христос заложил крепкую основу Царства Божия и заповедал Своим ученикам продолжать свое служение в мире, то есть осуществление Царства Божия в мире, начаток которому положил Он Сам и которое уже осуществилось «внутрь нас» (Лк. 17, 21), должно охватить всю сферу человеческих отношений и человеческой жизни". Для его проповедей характерны простые и ясные формулировки, изложение важнейших учений христианской веры, внимание, уделяемое этическим требованиям.

4) Важную часть «русского аджорнаменто» составляет воспитание молодого поколения священнослужителей. Широко известно, насколько живо интересовался митрополит Никодим этим вопросом, как он постоянно уделял ему внимание. Во многих своих выступлениях в академии он говорил об ответственности священника. Церкви нужны дисциплинированные, требовательные к себе священнослужители. Когда прихожане видят, что пастырь стремится господствовать над стадом (1 Пет. 5, 3) или же он отличается самодовольством и самоуверенностью, или когда поведение пастыря небезупречно, тогда в приходе пробуждается подозрительность и недоверие по отношению к священнику. Однако, когда пастырь смотрит на себя как на стража дома Божия, то не замедлят последовать и успехи в пастырском служении.

В отношении воспитания пастырей он неоднократно подчеркивал, что священнослужитель должен быть безупречным и верным служителем Иисуса Христа, но одновременно верным сыном своего народа и своей родины. Он постоянно говорил студентам, готовящимся к принятию сана, о трудностях священнического служения. «Пастырь должен быть верным сыном своего народа, всегда готовым разделить его судьбы, исполнить свой патриотический долг, сочетая высшие идеалы христианства с преданностью интересам Отечества» (Речь на торжественном акте в Ленинградской духовной академии, ЖМП, 1978, № 1, с. 44). Здесь мне хотелось бы упомянуть вкратце о том, что я считаю значительной реформой в церковном управлении: митрополит Никодим придерживался со всей строгостью иерархического принципа, принятого в его Церкви, но в то же время, следуя духу истинной соборности, стремился создать некую общину из подчиненного духовенства и своих сотрудников.

Все мысли митрополита Никодима были обращены к вопросу о том, могут ли, обязаны ли христиане заниматься мирскими общественно-политическими проблемами. Вопрос этот был следующим образом сформулирован им в своем докладе на Четвертом Всехристианском Мирном Конгрессе в Праге 1971 года. «Скажем себе, разве вверена нам нашим Господом какая-то ответственность за дела мира, и не стоит ли самая мысль о такой ответственности в противоречии со словами апостола “о горнем помышляйте, а не о земном”(Кол. 3, 2)» (ЖМП, 1972, № 1, с. 40). Далее митрополит Никодим говорит следующее: «Ни один святой подвижник, ни один христианский аскет... никогда не пытался так спиритуализировать учение Христа Спасителя, чтобы христиане превратились в безразличных к миру резонеров, умеющих лишь бесстрастно рассуждать о преимуществах небесных благ перед земными и увещевать угнетенных и страждущих к пассивному терпению перед лицом воинствующего зла или торжествующей неправды» (там же).

Тесная связь между духовным и земным, духовным и светским непрестанно занимала митрополита Никодима, в том числе и в связи с историческим оптимизмом и верой в прогресс человечества в советском обществе. При этом его богословская мысль идет таким путем, используя следующие аргументы: вера в Провидение Божие и прогресс не противоречат друг другу. В этом утверждении он опирается на отцов Церкви, в особенности же на блаженного Августина, говоря о том, что скрытые знаки благодати и милосердия Божия присутствуют и в области земного: «За пределами «града Божия» происходит также постепенное обновление мира, состоящее в созидании сокровенных элементов Царства Божия, на основе рассеянных среди «земного града» и зреющих в нем «сперматических логосов» истины и добра. Процесс этот имеет преимущественно этический характер и имеет основание главным образом в том факте, что и после грехопадения в человеческой природе сохранились многие черты нетленного образа Божия и осталось врожденное стремление к совершенствованию» (там же, с. 42).

Другой из столпов, на которых зиждется общественная ответственность, торжествующая вера в Воскресение Христово. Христианский оптимизм есть оптимизм Воскресшего Христа, ожидание Его славного второго пришествия. «Этот оптимизм есть одновременно надежда на постоянное попечение Божие, пронизывающее все человеческое творение творчеством, спасительной премудростью и силой; таков оптимизм крепкой веры во Христа, Сына Божия, таков оптимизм веры во Святого Духа, приводящего мир к высшему совершенству, благодаря Отцу Небесному» («Христианский оптимизм — оптимизм Воскресения Христова». Журнал ХМК, № 3/4).

Естественно, митрополит Никодим знает и о реальности греха и зла. Но, как и у всякого настоящего православного богослова, у него общественное служение христиан, реальность греха и зла — все это подчинено космическому видению мира, в котором общественное служение христиан неотделимо от евхаристического динамизма литургии, и таким образом «диакония» становится не чем иным, как литургией после Литургии. В такой перспективе реальность греха усматривается не только в несправедливых структурах общества, но и в грешниках, и она обладает космическим измерением, выходящим за пределы человечества и истории (Еф. 6, 12). Человеческая жизнь — не только в индивидуальном, но и в общественном, и во всемирном масштабе не что иное, как борьба между силами зла и мощью добра во Христе («Борьба Церкви за мир и справедливость», «Православная Церковь в экуменическом движении», ВСЦ, Женева, с. 119, на англ. яз.).

Всевозможным видам христианского пессимизма противостоит упование на Сына Божия. «Отрицательный опыт человечества убеждает нас в том, что греховная деятельность людей может привести мир к катастрофе. Из этого надо вывести диалектическое следствие, подтверждаемое также и опытом, что с помощью Божией деятельность добра будет в состоянии избавить мир от катастроф» («Христианское сотрудничество...», см. выше). Поэтому человек есть не кто иной, как соработник Божий, помогающий осуществить конечную цель истории, как она дана в виде откровения во Христе. В этой деятельности, направленной к добру, человек принимает на себя ответственность за жизнь своего поколения, да и за жизнь человечества в целом, то есть за жизнь каждого отдельного человека в настоящем и будущем» («Человеческая общность и солидарность». Журнал ХМК, 1973, июль, на англ. яз.).

Исходя из этого, можно понять готовность митрополита Никодима к диалогу и сотрудничеству. В этом отношении он придерживался такого мнения: «Наша эпоха — эпоха диалога, не только эпоха сосуществования, но и тесного сотрудничества» (Журнал ХМК, 1975). При этом он меньше говорит о мотивах, необходимости и возможности диалога, чем о самих конкретных формах диалога и сотрудничества. Он сам и его сотрудники, да и вся его Церковь, на деле осуществляли диалог и совместное делание, вместо того, чтобы лишь, теоретически рассуждать об этом. Он ставил вопрос следующим образом: как мы можем, сохраняя верность нашим принципам, быть истинными христианами и в то же время сотрудниками тех, кто не разделяет наши убеждения, но стремится применить все свои силы к построению лучшего общества? Как христиане всего мира могут способствовать приданию миру более человеческого облика? Отвечая на эти вопросы, он наполнял новым содержанием понятие аскетизма: «Аскет нашего времени относится к миру не только как к месту динамической борьбы между добром и злом, но и как к месту, где развертывается человеческое стремление к прогрессу и совершенству. При этом понятие аскетизма пополняется новым качеством: следует признать, что христиане мира призваны содействовать прогрессу, то есть они должны приобретать научные знания, содействовать проведению в жизнь технологических достижений; христианин должен выступать за мир между народами, за сотрудничество, должен возвеличивать человеческое достоинство. И при всем этом христиане не должны забывать, что Христос ради нас вочеловечился. Он стал человеком, таким же, как мы, но только без греха. И таким образом он дал нам образец совершенства» (Выступление на III заседании по римо-католическо-православному диалогу). <...>

В заключение этого раздела следует подчеркнуть, что патриотизм митрополита Никодима был основан не только на сознании общественной ответственности христианской веры. Он знал и любил русскую историю, он высоко ценил прошлое и богатое культурное наследие своего народа. Он также признавал и ценил огромные усилия, прилагаемые советским народом для построения нового общества и для поддержания мира во всем мире.

Обращаясь теперь к экуменическому значению дела митрополита Никодима, мы не хотели бы создавать впечатление, будто под этим понимаем исключительно события внешнего характера: все сделанное им в области межправославных отношений, двусторонних контактов или же в рамках экуменических международных организаций, об этом уже написано и сказано немало. Сейчас не время и не место говорить подробно и об углублении контактов с существующими в Советском Союзе неправославными Церквами и общинами. Мне хотелось бы скорее обратить ваше внимание на богословские основы его усилий в этом направлении и на существенные вехи достигнутого.

В наше время существует известная неясность и даже путаница в том, что касается смысла постоянно расширяющихся экуменических контактов. Митрополит Никодим был убежден, что широкие экуменические контакты на различных уровнях призваны способствовать пробуждению и развитию экуменического сознания христиан. А это — сложный и трудный процесс. На вопрос о том, что такое экуменизм, митрополит Никодим отвечал следующим образом: «экуменизм требует от нас, чтобы мы постепенно приближались к другим исповеданиям — с большим вниманием, большим пониманием истинных христианских ценностей, сохраненных этими исповеданиями. Экуменизм должен укреплять в нас потребность лучше распознавать доброе и полезное, что мы должны перенять у других Церквей» («О задачах богословия сегодня», ЖМП, 1968, № 12, с. 63-67).

В отношении экуменического движения им было выдвинуто четыре тезиса:

1. Всемирный Совет Церквей представляет собой ценное место для встречи исповеданий между собой, однако следует четко разграничивать экуменическое движение как таковое и Всемирный Совет Церквей.

2. Вся деятельность Всемирного Совета Церквей должна строиться на двух основаниях: стремлении к восстановлению христианского единства и служении современному человечеству. Эти задачи и цели взаимно дополняют друг друга и нераздельны.

3. Всемирный Совет Церквей призван заниматься общественными и международными вопросами лишь постольку, поскольку они связаны с проблемой единства Церквей.

4. Особенно интересно отметить, как чутко православные, и в частности митрополит Никодим, реагировали на все авторитетные высказывания со стороны экуменического движения, касающиеся экклезиологии этой организации. «Совершенно ясно, что орган, созданный Церквами, и собрание их представителей ни в коем случае нельзя равнять с самими Церквами» (Митрополит Никодим. «Православная Церковь в экуменическом движении», под ред. Пателоса, с. 266, на англ. яз.).

Разница становится сразу же ясной, если побеседовать с православными о понимании единства христиан. Протестантское понимание, согласно которому единство Церквей уже существует, но только недостаточно еще выявлено, отклоняется ими как типично протестантское. По словам митрополита Никодима, разделение Церквей для протестантов означает, что Церкви еще недостаточно сильны для проявления и видимого обнаружения своего единства. Далее характерно протестантской является попытка дать богословское определение единства, нисколько не соответствующее исторической действительности и потому непригодное. В противоположность этому Православной Церкви свойственно иное представление о природе разделения. Согласно ее мнению, причины разделения лежат гораздо глубже. «Грех разделения состоит не в недостаточности осознания якобы имеющегося уже единства, но именно в том, что единство разрушено. Совершенное и полное единство может быть достигнуто всей экуменой не путем “проявления” его или видимого его выражения, а только лишь путем восстановления разрушенного единства, путем возвращения к полному послушанию относительно истины» (Митрополит Никодим. «Православная Церковь в экуменическом единстве», под ред. Пателоса, с. 266). Но где же и в каком направлении может быть обретено единство?

Митрополит Никодим неоднократно высказывал мнение, согласно которому единство Церкви может быть обретено только на основе апостольского Предания, сохраненного и выражаемого неразделенной Древней Церковью. Без возвращения к вере Древней неразделенной Церкви единство невозможно.

Православная Церковь в течение столетий часто бывала принуждена защищать себя и потому вынуждена была нередко замыкаться в узком конфессионализме. «В настоящее же время, которое характеризуется большой открытостью, ириническими (то есть мирными. — Ред.) устремлениями и ясным пониманием особых условии христианского служения миру во всем мире, недостаточно уже только хранить сокровищницу Православия» («Предание и современность», «Stimme der Orthodoxie», 1973, № 1).

Все Церкви должны сопоставить свое учение с учением древних Соборов и иметь мужество исправить исторические ошибки. Все Церкви должны сопоставить свои символические книги и исповедания веры с учением первых семи Вселенских Соборов и отделить догматические истины от богословских мнений, то есть они должны в соборном единомыслии устранить исторически обусловленные неточности и преувеличения, которые могли быть полезными до определенного периода, в настоящее же время стали препятствиями. Теперь уже просто невозможно с гордым и несгибаемым видом настаивать на так называемых старых истинах. (Здесь следует отметить, что в таком подходе митрополит Никодим в значительной мере опирается на мысли проф. В.В. Болотова, который в своих 27 тезисах о «Филиокве» разработал методику такой «проверки» этих истин.)

Следует затронуть еще две темы, имеющие особое значение в богословских собеседованиях с православными. Одна — православное понимание истины, другая — вопрос о Предании. Можно сказать, что в основе православного понимания единства лежит евхаристическое представление о нем. Преломленное Тело Христово, пролитая Кровь связывают нас с Богом и освобождают нас для самоотверженного служения миру. Церкви, живущие в разных частях света, в различных общественных условиях, заняли разнообразные по отношению одна к другой позиции, однако то вдохновение, из которого они исходят, и стоящие перед ними цели тождественны: прославление Бога и спасение человека. В качестве синонимов такого единства могут быть названы — общины, гармония, соединение. Та степень, согласно которой в каждой из Поместных Церквей присутствует полнота кафоличности, проявляется в участии и общности с другими. Таким образом, задача экуменического движения не может состоять в принятии некоего нового исповедания, а именно в осуществлении такой церковной общности. «Поэтому Православная Церковь вовсе не ожидает, чтобы другие христиане присоединились к Православию, как оно существует сегодня, в виде, обусловленном историко-культурной реальностью прошлого и настоящего. Желательно, чтобы все стремились углубить полноту апостольской веры в своих собственных Церквах, причем именно через полноту церковной жизни. Ни от одной Церкви не требуется, чтобы она лишала себя собственных корней, отрывалась бы от культурного наследия своего народа или теряла бы свой отличительный характер» (Митрополит Никодим. «Православная Церковь в экуменическом единстве», под ред. Пателоса).

Мне кажется, что по вопросу о Предании, мы, протестанты, несколько в долгу перед Православной Церковью, ибо то, что, например, сказано митрополитом Никодимом о протестантском понимании Предания, во многих отношениях нуждается в дополнении. В одном из своих выступлений он говорит следующее о понимании протестантами этого вопроса: «Они (протестанты), положив в основу принцип отрицания Предания и свободного толкования Священного Писания, приняли отказ от Предания. Реформация потеряла свою церковность, превратилась в горделивое умствование по вопросам веры, которое, оторвавшись от животворного источника апостольского Предания, обрекло себя на постоянную зависимость от мировоззрения отдельных людей, перестало быть выразителем и авторитетным истолкователем христианского вероучения» (Митрополит Никодим. «О задачах современного богословия», ЖМП, 1968, № 12, с. 66).

В различных высказываниях митрополита Никодима находит выражение убеждение русских православных богословов в том, что Всемирный Совет Церквей достиг теперь такого этапа, что может уже не только изучать спорные вопросы, существующие между Церквами, но и делать попытки формирования богословского единомыслия — консенсуса. Так, особенно высоко они ставят деятельность комиссии «Вера и церковное устройство» в связи с консенсусами о Крещении, Евхаристии и Священстве Тем самым сделаны первые решительные шаги на долгом и трудном пути, ведущем к единству христиан. Хотя можно отметить некоторый прогресс в отношении определения Евхаристии, православные приняли бы и восстановление евхаристического единства в рамках Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви. Предпосылками для этого были бы единство веры и единомыслие в отношении основ канонического порядка.

Критика со стороны православных в отношении авторитетных высказываний Всемирного Совета Церквей по общественным вопросам может быть правильно понята нами лишь в том случае, если мы вскроем ее богословские корни. Следует со всей четкостью указать, что для православных евхаристическое общение в большей степени является знаком, чем словом или же делом. Отсюда и вытекает определенное созерцательное отношение, составляющее прямую противоположность протестантскому динамическому активизму. Именно по этой причине православные говорят об асимметрии в соотношении обоих направлений экуменического движения — духовного и направления общественной вовлеченности. Для них совершенно невозможно себе представить разрыв между обоими этими измерениями. Для митрополита Никодима также гарантия истинности богословия состоит в единстве земного и небесного.

Православные отмечают, что со времени Монреаля (Всемирная Конференция ВСЦ «Вера и церковное устройство») в экуменическом движении имело место смещение акцентов от Божественного к человеческому, от богословия — к антропологии. Они обеспокоены не самим фактом такого смещения, а тем, что оно не укоренено в более широком контексте отношений в самом стремлении к единству Церквей. Естественно, что они задаются и вопросом о том, какая именно антропология составляет основу этого нового подхода: геоцентрическая или же антропоцентрическая. Именно это лежит в основе острой критики со стороны православных результатов Конференции ВСЦ «Всемирная миссия и евангелизация», проходившей с 29 декабря 1972 года по 8 января 1973 года в Бангкоке (Таиланд) по теме «Спасение сегодня». Основное обвинение состоит в том, что в «Письме Церквам» этой Конференции ни слова не говорится о главной цели спасения — вечной жизни. «Почти исключительное подчеркивание “горизонтализма” в деле спасения на многих христиан, которым дороги священные традиции древней Церкви, может производить впечатление, что в современном экуменизме нарождается новый соблазн стыдливости относительно благовествования о Христе Распятом и Воскресшем, в результате чего умалчивается о самой сущности Его Евангелия из ложной боязни показаться несовременный и утратить популярность» (Протоиерей Николай Гундяев. «Для единства и мира по завету Христа», ЖМП, 1979, № 4, с.53).

Сейчас мне хотелось бы очень кратко остановиться на связи между единством Церквей и единством человечества, поскольку у многих сложилось впечатление, будто бы экуменическое движение отказалось от задачи достижения единства Церквей в пользу задачи достижения единства человечества. Устремления Церквей, направленные на достижение единства, могут быть правильно поняты лишь в свете Промысла Божия о спасении, распространяющегося на весь мир. Евангельская благая весть обращена не только к христианам, но и ко всему творению. Единство Церквей должно сохранить первоочередность в качестве задачи экуменического движения, однако не как самодовлеющую задачу; усилия в этом направлении служат орудием для достижения еще более величественного единства. Всемирный Совет Церквей призван содействовать сближению всех народов мира. Эта задача представляется частью служения, то есть диаконии, Церкви миру. Таким образом, усилия, которые совершаются в настоящее время для осуществления единства всех народов, не могут оставаться чуждыми и Церкви.

Вкратце и в основных чертах теперь следует сказать о миротворческой деятельности и соответственно о богословском обосновании этого служения митрополитом Никодимом. Известно, что Русская Православная Церковь с самого создания Христианской Мирной Конференции принимала участие в ее деятельности. Решение, приведшее эту Церковь к активной деятельности в ХМК, было не случайным, а вытекало из богословской и экуменической убежденности. Многие деятели Русской Православной Церкви, и в особенности митрополит Никодим, считали христианское движение за мир и деятельность, проводимую в этом отношении всеми Церквами во всех движениях в защиту мира, неотъемлемой частью экуменических усилий Церквей. Митрополит Никодим признавал, что в истории христианских Церквей в определенные периоды, при определенных обстоятельствах Церкви принимали на себя особую ответственность. Какую же задачу Бог может возложить на Церковь в современной существующей в мире ситуации, когда человечеству грозит полное уничтожение? Эта задача может состоять лишь в том, чтобы устранить опасность новой войны. Вместе с профессором И. Громадкой митрополит Никодим с самого начала подчеркивал важность богословской работы Христианской Мирной Конференции. Еще на заседании подготовительной комиссии Второго Всехристианского Мирного Конгресса в Бухаресте в 1963 году он высказывался таким образом: «Если мы к настоящему времени недостаточно четко продумали нашу точку зрения, дали недостаточное богословское истолкование современных событий, мы должны сделать всё, чтобы устранить этот недостаток» (Журнал ХМК, октябрь 1963). Нет ни одного его выступления на Христианской Мирной Конференции, в котором не говорилось бы о богословской основе христианской деятельности в защиту мира. Митрополит Никодим всегда держался мнения, что «Христианская Мирная Конференция весьма серьезное значение уделяет богословскому аспекту своей деятельности. Углубленный анализ христианского учения о мире и его значении в жизни человечества и для блага народов, для всеобщего прогресса является необходимым условием успешного выполнения задач, стоящих перед Христианской Мирной Конференцией» (там же).

В его понимании выявляется библейская основа мира во всем мире как примирение между Богом и человеком. Прежде всего это означает восстановление союза с Богом, разрушенного грехопадением человека. Кровью Христовой на Кресте земное вновь примирено с небесным (Кол. 1, 20). Задача христиан состоит в первую очередь в том, чтобы достигнуть внутреннего мира, мира душевного и сердечного. Но дело при этом заключается не только в том, чтобы дать им возможность наслаждаться этим состоянием. Как посланцы примирения, христиане, с одной стороны, призваны созывать людей для примирения с Богом; с другой стороны, они, согласно учению Нового Завета, должны быть в мире миротворцами. Между обоими этими видами служения христиан нет никакого противоречия, да такого противоречия и не может быть. В поисках богословского основания для миротворческой деятельности митрополит Никодим в первую очередь ссылается на Священное Писание (что особенно четко прослеживалось в его вступительной речи на Пятом Всехристианском Мирном Конгрессе в Праге 1978 года). Учение Священного Писания представляет собой надежную, недвусмысленную и достаточную основу для миротворческой деятельности христиан. Митрополит Никодим постоянно подчеркивал, что для христиан мир внутренний и мир внешний нераздельны, а в последнее время он начал даже разрабатывать свое собственное богословие мира: «Церковь есть соль миру, Церковь присутствует в мире как закваска» (из выступления на открытии Пятого Всехристианского Мирного Конгресса). Он неоднократно повторял, что следует непрестанно иметь перед глазами экклезиологическую точку зрения, когда Церкви приступают к насущным вопросам, стоящим перед человечеством. Помимо Священного Писания он часто ссылается и на отцов Церкви (ср. его выступление «Что означает слово “христианский” в миротворчестве», серия изучений ХМК, III, с. 77–78). Он также занимался вопросом о том, не усиливает ли деятельность христиан в защиту мира асимметрию между горизонтальным и вертикальным измерениями христианского свидетельства «Здесь можно только возразить, что служение христиан миру не должно низводить христианство до уровня заботы о чисто посюсторонних вещах» («Что означает слово “христианский”...», см. названное издание).

Митрополит Никодим выделял довольно широкую область сотрудничества в интересах всеобщего мира. В этой связи у него вновь возникала мысль о христианском единстве. Все народы являются участниками развития мировой истории. «Все народы теперь сблизились в исторических рамках современного мира, — это он называл удивительным словом — “планетаризация” человечества. — Богословские корни всего этого обнаруживаются в том, что человечество в совокупности представляет Адама, что все его члены связаны между собой Воплощением, Крестом и Воскресением последнего Адама. Одна из самых удивительных идей о всеобщей связанности человечества — апостольская идея о спасении человечества — являет единство ответственности и всеобщую солидарность» (Митрополит Никодим. «Человеческая общность и солидарность». Журнал ХМК, 1973, июль).

В заключение мне хотелось бы еще раз подчеркнуть, что все сказанное мною выше о богословском, церковном и экуменическом значении личности митрополита Никодима носит слишком отрывочный характер и представляет собой лишь первую попытку такого рода оценки. Одно только несомненно — его широкий универсализм является плодом православного богословия.

Интерес митрополита Никодима к экуменизму, его вклад в этой области отличаются оригинальностью и указывают путь в будущее. Его видение единства общественной вовлеченности и духовности веры является для многих, усматривавших противоречие между обоими измерениями христианского духовного бытия и христианского служения, разрешением этой мнимой противоположности.

Таким образом, заканчивая доклад, мне хотелось бы еще отметить, что сделанное митрополитом Никодимом для дела мира и единства христиан оказалось бы невозможным без его глубокой укорененности в жизни своей Церкви. Я убежден, что к нему самому применимо сказанное им о Папе Иоанне XXIII в его книге «Иоанн XXIII — “неудобный оптимист”», изд. Бенцигер, 1978 (на нем. яз.). — Личность митрополита Никодима характеризовалась предельным динамизмом, внутренней свободой, открытостью современности и человеческим реализмом.