Неслучайная история России

Нужно зафиксировать точку, где стоим.

Никому, кроме самых упоротых, не нужно доказывать, что Россия — прямая наследница Руси языческой, Древней Руси православной, Московского царства, России, Советского Союза.

Вместе с тем географически Россия — наследница империи Чингисхана, она приняла эту империю почти в том же виде. Большинство народов, составлявших войско Чингисхана и орду, — Россия приняла и сохранила.

Бурятия и Татарстан, Якутия, Башкирия, Калмыкия, Чувашия, Хакасия, Крым и так далее — все те территории, где традиционно проживали (с какого-то времени наряду с русскими и другими народами) буряты, волжские татары, крымские татары, якуты, башкиры, калмыки, кумыки, ногайцы, хакасы, чуваши, балкарцы (мы еще не всех перечислили), составляют порядка 25% от нынешней России. Надо отдавать себе в этом отчет. Понимаете, что такое 25% России?

Все эти вещи уживаются легко, и всякий здравомыслящий человек найдет во всем этом смысл, услышит движение истории, осознает масштаб и перспективу.

Россия — не Европа, а сложное евразийское образование, большая часть которой Европой не может называться географически; десятки народов России никак не могут являться европейцами даже этнически; сложно соотнести с европейцем сибиряка, жителя Камчатки, жителя Алтая, жителя Сахалина, жителя Кабардино-Балкарии. Более того, европеец никогда не будет всех их соотносить с собою.

Вместе с тем Россия — прямая наследница образа жизни Старого Света, великой европейской культуры. Классическая музыка и балет, изобразительное искусство и литература, а даже с какого-то момента и воинское дело — почти все это нами было принято из Европы, и нашими стараниями культурные достижения Европы были многократно преумножены.

Мы оказали на Европу влияние во многом не меньшее, чем она на нас. В каком-то смысле мы — хранители европейских традиций, иные из которых современная Европа стремительно теряет.

А то, что сегодня Европа пытается примерить на себя сияющие одежды этнической толерантности и веротерпимости — так нас этому учить не надо: мы всегда тут так жили, другим свой опыт в качестве образцового не предлагали и на тесноту не жаловались.

Если доверить преподавание истории сторонникам монархии, они неизбежно будут исключать советский период или преподносить это время в сугубо негативном контексте. Но очевидно, что никогда Россия не занимала такого важного и определяющего положения в мире, как в советские времена.

Советские историки преподносили всю историю как неизбежный путь к свершению социалистической революции и откровенно вульгаризировали многие исторические процессы.

Русские националисты разумно радеют о русском человеке, но часто не берут во внимание интересы десятков народов России. Для многих русских националистов предпочтительно делать вид, что этих народов со всей их разнообразной историей нет вообще; или не должно быть.

Впрочем, националистам других народов России свойственны те же грехи и огрехи: они понемногу начинают преподавать свою историю как историю борьбы с Россией, уделяя все меньшее внимание нашему великому и многовековому общегосударственному сотворчеству и придавая все большее значение конфликтам, причем конфликтам зачастую откровенно маргинального толка. Вы воруете великую историю своего народа, чудаки.

Либералы изучают Россию какими-то странными скачками: отдельные демократические традиции Древней Руси (историю которой, впрочем, либералы готовы отдать Украине или Белоруссии, лишь бы не доставалась России), новгородское вече, а оттуда куда-нибудь к Борису Годунову или сразу к Петру Великому, принимая его весьма выборочно, а дальше к Екатерине Великой, а следом к Александру Третьему или Николаю — опять же весьма осторожно — Второму и, наконец, к Февральской революции. Дальше у них следует «черная яма» и следом наступает весьма короткий период правления Горбачева (к нему, впрочем, есть вопросы) и Бориса Ельцина. Не история, а «выбранные места». «Вишенку я съем, коржик не буду, безе раскрошу ложкой».

Но Россия — это все, что мы есть. Это огромное богатство, давайте не будем его разбазаривать в угоду чьим-то предпочтениям.

Конечно же, «демократические принципы управления государством» и прочая «децентрализация» не могут служить оправданием княжеским усобицам, поражению на Калке и последующим многовековым поражениям (но и многовековые поражения не могут отменить наших разнообразных, далеко не всегда деструктивных отношений с Ордой).

Гибель всей семьи последнего российского монарха не должна служить оправданием Ходынки, Кровавого воскресенья и позору Русско-японской войны.

Белый террор — не оправдывает красный террор (впрочем, как и доказательства красного террора не могут отрицать сам факт белого террора).

Инерционные и геронтологические процессы времен позднего Союза — не оправдывают его рукотворный распад, некорректную приватизацию, расстрел парламента и очередную «семибанкирщину».

Опричнина была не случайно, был не случаен Никон и его ссылка не была случайной, не был случаен Петр, и эпоха дворцовых переворотов, наступившая после него, не была случайной, экспансия на Кавказ и в Азию не была случайной, и героическое сопротивление Кавказа и Азии случайным не было, не был случаен февраль 1917-го, октябрь 1917-го. И август 1991-го, увы, случаен не был.

Быть может, кто-то хотел приплыть в другое место — что ж, извините. Вашей мышечной силы не хватило, чтобы противостоять, попробуйте не утонуть, когда всех нас понесет дальше.

Александр Сергеевич Пушкин когда-то написал «Капитанскую дочку», где смог разглядеть правду Гринева и правду Пугачева. Се — зарок.

Сергей Александрович Есенин когда-то написал «Анну Снегину», где смог разглядеть правду помещицы Снегиной, русского большевика, русского мужика.

Александр Александрович Блок написал когда-то «Скифы», которые вмещают в себя если не все, то очень и очень многое: азиатские волны, кавказские волны, славянские рубежи, новые приливы и отливы.

Россия будет беречь все народы, живущие на ее территории, и помнить, что русский менталитет, русский язык, русский гений почти уже тысячу лет — определяющий центр евразийского единства.

Россия неизбежно будет конфликтовать с теми или иными соседями по той простой причине, что мы как минимум в сорок раз больше любой европейской страны — значит, у нас объективно в сорок раз больше протяженность границ и в сорок раз выше вероятность иметь те или иные спорные моменты во взаимоотношениях с кем бы то ни было. Никакой нацеленности на конфликт здесь нет — здесь исключительная арифметика.

Наши традиции добротолюбия, толерантности и веротерпимости ни в коей мере не противоречат нашим военным традициям. Кто не хочет этого понять, будет иметь дело с якутскими стрелками и сибирскими полками, с чеченским спецназом и бурятскими танкистами.

Не надо сводить счеты, не надо звать ангажированных людей на раздел пирога. Этот пирог — не делится, он общий. Споря вокруг этого пирога, можно задуть любую из тысяч свечей, что горят на нем. К чему?

Когда великого Шамиля после многолетней войны с русскими везли в Санкт-Петербург, он сказал: «Если б я знал, что Россия такая огромная, я бы не стал с ней воевать».

Белый генерал, идеалист и герой Анатолий Пепеляев, помыкавшись меж русским мужиком и якутским кочевником, в итоге записал в дневнике: «У народа идеи нет».

Всему прошлому: европейскому, азиатскому, кавказскому, дальневосточному, «красному», «белому», анархическому, демократическому, монархическому, бунташному, верноподданническому.