Богородица

Архив номеров Номер 17

Короткие рассказы из церковной жизни

Протоиерей Сергий ПРАВДОЛЮБОВ


Александрийская овца

В далекой уже теперь юности было много интересных случаев в студенческой и иподиаконской жизни. О некоторых хочется вспомнить.

В Москву приехал Святейший и Блаженнейший Папа и Патриарх Александрийский Николай VI, Судия Вселенной. Это еще не весь титул я упомянул. Семинаристам особенно нравилось почему-то «судейство» в титуле, но эти два слова имеют очень древнее происхождение.

Встреча в Патриаршем Богоявленском соборе была торжественнейшая. Второй паре иподиаконов, о. Сергию Соколову (ныне покойному уже епископу Новосибирскому) и мне поручили облачить посреди храма Вселенского Патриарха. Соответственно, первый иподиакон отвечал за пуговицы, омофор и панагии, то есть лицевую сторону Патриарха, а я — за «тыл». Перед службой меня проинструктировали, что палица в Александрии надевается не через плечо, а подвязывается за специальную петельку, а остальное все вроде как и у нас.

Хор поет, читаются входные молитвы, Патриарх поднимается на кафедру, начинается облачение. Все проходит чин чином, ошибок нет.

И вот в самом конце, когда все сложные пуговицы омофора были уже застегнуты, я посмотрел и увидел, что омофор как-то странно, не по-русски лежит прямо на шее Патриарха, а не вертикально и торжественно возвышается, как у всех наших архиереев. Я решил, что это мой недосмотр, и тихонько, осторожно потянул его к себе и расположил на русский манер. Патриарх так же тихонько потянул его обратно к себе на выю. Моей рязанской сообразительности не хватило понять всю значимость обратного движения омофора александрийского святителя. И я снова возвратил омофор на прежнее место, потянув в свою сторону. Патриарх опять, уже сердито и решительно, повторил прежнее движение. И в этот раз я не внял всей опасности грозного Судии Вселенной.

Увидев приближающегося протоиерея с подносом в руках и тремя панагиями, я подумал, что цепочки-то надо под омофор расположить, как у нас принято, а он мешает, лежит на шее. И когда я в третий раз потянул за омофор Александрийского Патриарха, он резко повернулся ко мне боком и по-гречески с гневом и раздражением, энергично и сердито высказал мне все свое возмущение. Я испугался, попросил прощения, и только когда увидел, что цепочки от панагий отец Сергий Соколов укладывает поверх омофора, а тот твердо и незыблемо покоится на святительской вые,— сообразил, что такова древняя александрийская символика с глубочайшим смыслом, просто меня никто не предупредил.

Омофор должен лежать на шее, ибо он символизирует заблудшую овцу, которую Добрый Пастырь — Христос — берет на плечи и несет к своему дому, чтобы излечить ее и здоровой вернуть в стадо. На рамо восприим, ко Отцу принесе. Так же и Александрийский Патриарх, по примеру Спасителя, берет на свои плечи и прижимает цепочками от панагий символическую александрийскую овцу к своей святительской шее. А я, рязанский «пришлец» к московским святыням, совершал вопиющее святотатство: стаскивал с плечей Судии Вселенной эту самую овцу, тем самым публично пытался лишить его патриаршего и святительского достоинства посреде русския земли! Надеюсь, что Патриарх не отлучил меня от полноты александрийского Православия, понял мою недогадливость и просто сильно поругал.

Может быть, все это случилось от моего лукавого превозношения, которое невольно я испытал накануне, во время всенощного бдения.

Сопровождающий Александрийского Патриарха переводчик, профессор греческого языка Московской Духовной академии, магистр богословия и специалист по Древним Восточным Церквам, Борис Александрович Нелюбов (кстати, смиреннейший и добрейший человек), подозвал меня во время шестопсалмия и сказал:

— Отец Сергий, выручи, пожалуйста, я уж не буду выходить посреди храма в своем костюме, а наверняка Патриарху предложат прочесть Евангелие. Он просто не поймет, в каком месте службы он находится. Надо ему подсказать по-гречески: «От Марка святаго Евангелия чтение». И необязательно говорить всю фразу, достаточно сказать начало: «Эк ту ката Марку...», дальше он сам скажет.

Я запомнил фразу и пообещал не забыть и подсказать.

Вышли на «Хвалите», пропели все что положено, диакон произнес прокимен, наш Патриарх сказал: «Мир всем». Наступила та самая минута, когда все случилось так, как предвидел Борис Александрович. И вот в полной тишине и молчании, после небольшой паузы, я, рязанский пришелец, совершенно непринужденно вполголоса произношу как нечто само собой разумеющееся:

— «Эк ту ката Марку...»

И Вселенский Патриарх, сразу сориентировавшись, повторил за мной всю фразу и начал читать Евангелие.

Патриарх Пимен буквально пронзил меня взглядом, словно говоря: «Откуду сие? Из Рязани может ли быть что доброе?» Все иподиаконы-студенты беззвучно охнули: «Во дает о. Сергий, оказывается, он запросто по-гречески может!» И прославился я в фараоне, и во всех колесницех и конницех его, в тристатах и прочей твари... И никто не усумнился и не подумал, что здесь простая подсказка. А Борис Александрович, когда мы вернулись в алтарь, все понял, улыбнулся и не стал публично разрушать тот кумир, который был воздвигнут за три секунды в тишине посреди Патриаршего Богоявленского собора.


Кот в соборе

Шла обычная всенощная в Богоявленском соборе под воскресенье. Пропели «Хвалите», Святейший прочел Евангелие. Мы подошли к помазанию и ушли в алтарь. У самой стены в южной части алтаря за фанерной перегородкой было укромное место, где можно было незаметно посидеть, пока не было близко начальства, и два батюшки пошли туда, надеясь побыть в молчании и созерцании. Спокойно зашли и вдруг быстро выскочили обратно. Что случилось?

Какой-то бездомный кот, умудрившийся вырасти до взрослого состояния и остаться диким, забрел днем в священническое убежище отдохнуть, посидел там, а потом побоялся выйти, когда началась служба. Он-то и зашипел угрожающим рысьим шипом на соборных протоиереев. Они испугались, потом стали рассматривать, кто же там так страшно шипит. Кот был большого размера, коричнево-рыжий и, видать, свирепый.

Отец архимандрит Трифон сказал:

— Зовите отца Сергия, он вырос в деревне, пусть попробует его выгнать отсюда.

А я никогда в детстве не отличался любовью к ловле котов и никогда не имел желания подражать лермонтовскому Мцыри в его поединке. Но слово архимандрита надо выполнять.

Нашел какую-то тряпку потолще, подошел как можно ближе — и, надо заметить, в стихаре, не догадался даже его снять, — совершил бросок и хотел схватить зверя за спину. Кот разгадал мой маневр и в тот же самый миг резко прыгнул вперед мне под ноги. В моих руках оказался только хвост, и кот начал яростно освобождаться. Рядом стояли отец архимандрит Трифон, отец архидиакон Стефан и отец иподиакон, а может, тогда уже иеродиакон Агафодор, нынешний наместник Донского монастыря.

Я предупредил:

— Помогайте! Кот вырывается! Он сейчас уйдет!

Никто не среагировал и ближе не подошел. Боялись. Наконец кот вырвался, быстро и энергично начал пересекать пространство правой стороны алтаря, собираясь выскочить в южную боковую дверь. Выбранный маршрут кота проходил прямо под ногами о. Трифона, и тот вдруг сделал какой-то совершенно неестественный книксен, думая, что кот, накрытый архимандричьей рясой, потеряет направление, устрашится монашеской темноты, и мы его снова поймаем.

Не тут-то было. Кот нисколько не был смущен ни темнотой, ни рясой Его Высокопреподобия и, выскользнув, с прежней скоростью бежал по намеченному пути.

В это время началась ектения по третьей песни канона. И все бы обошлось, если бы не громадное зеркало, которое было встроено в дверцу шкафа для облачений. Оно было так чисто, так аккуратно протерто чьей-то заботливой тряпочкой, что кот, увидев отражение приоткрытой двери в зеркале, бросился в эту щель, чтобы выбежать из алтаря.

Раздался глухой стук — это кот врезался головой в зеркало. Его буквально отбросило метра на полтора назад. Кот понял, что отсюда через, так сказать, боковую дверь ему не уйти, и побежал к Царским вратам главного алтаря. В это время завершалась ектения и о. Николай Воробьев, ключарь Патриаршего собора, заканчивал говорить возглас по третьей песне канона. По уставу полагается повернуться в конце возгласа и поклониться Святейшему Патриарху, который в это время помазывал народ. Во время помазания Патриарх Пимен не глядел в сторону Царских врат. Но на возглас священника он как раз должен был поднять глаза и благословить его, как полагается по уставу.

Все совпало до секунды! Поклон священника, поднятый взор Патриарха и кот, пулей выскакивающий из Царских врат как раз в это мгновение.

Отцы впали в отчаяние и стали нещадно обвинять меня:

— Ну конечно, это все из-за тебя, это ты виноват, звероловец несчастный. Сейчас Патриарх будет в таком гневе, что достанется всем! Что делать?

— Надо упредить Святейшего, и как только он войдет в алтарь, сразу же просить у него прощения, он и смягчится, — сказал о. Агафодор.

— Кто ловил, тот пусть и кается, — отрезал о. архидиакон.

Отец Николай был печален и задумчив, он чувствовал, что гнева не избежать, а ему всегда больше всех попадало.

Я сказал:

— Отцы, не унывайте. Я с детства научен каяться, мне не составит труда взять весь гнев на себя, — выдержу. Как только Святейший войдет в алтарь, я к нему и подойду, вы не беспокойтесь.

Но, о достойное удивления смирение отца-ключаря! Он опередил меня. Я только подошел к Святейшему, а о. Николай уже сам начал говорить:

— Ваше Святейшество, простите! Это мы виноваты с этим диким котом. Никак не могли поймать, вот он и выбежал прямо на возглас.

Святейший, пребывая в умиротворенном состоянии духа, ничуть не разгневался. Он просто сказал:

— Это ничего. Кот — не собака, ему можно. Вот у моего предшественника, Патриарха Алексия, был случай. В какой-то большой праздник отворяются Царские врата, а откуда-то сбоку вдруг выходит красивый откормленный кот, хвост трубой, и медленно и торжественно шествует впереди Патриарха на литию. Кота отловили, привели к Святейшему, посадили на стул, и Святейший совершенно серьезно обратился к коту: «Кот, а кот! Что же ты, Устава не знаешь?! Разве можно выходить на литию впереди Патриарха? Ты должен выходить позади всех, после протоиереев и иереев. Чтобы этого больше не повторялось». Все вокруг смеялись, но так и не поняли, усвоил кот урок литургики или нет.

Тем и закончилось это маленькое событие. Но не меньше дикого кота мне запомнилось самоотверженное смирение соборного отца-ключаря, доброго отца Николая.


«Пусть потолкают...»

Однажды под праздник святителя Николая в Николо-Хамов­ническом храме прихожане, простоявшие до конца всенощную, были по-особенному вознаграждены. Раздался колокольный звон, открылись центральные двери, и в храм вошел митрополит Мир Ликийских Хризостом со свитой и сопровождением. Не облачаясь, прошел в алтарь, приложился к престолу и после отпуста первого часа обратился с кратким словом приветствия к народу.

Перед нами стоял живой преемник по кафедре святителя Николая! Мы были счастливы. Митрополит сказал хорошее вдохновенное слово, благословил народ общим благословением и пошел к выходу. По русской иподиаконской привычке и я, и второй диакон стали отодвигать народ, чтобы митрополит свободно прошел к дверям. Владыка Мир Ликийских остановился, что-то стал говорить переводчику, и тот нам перевел:

— Митрополит говорит, что в его храме нет ни одного прихожанина, храм посещают только туристы. Он так рад, что его не выпускают из храма наши русские верующие. Пусть его потолкают, а он благословит всех желающих.

Мы отошли в сторону и решили, что если Его Высокопреосвященство просит, то действительно, пусть его прихожане потолкают...


На Поклонной горе

Каждый год 9 мая и 22 июня наш храм Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве совершает поминальную молитву — панихиду на Поклонной горе, перед Крестом, поставленным пятьдесят лет спустя в день, год и час начала Отечественной войны. В этот день на горе всегда бывает народ: кто-то молится, кто-то просто смотрит.

Однажды после панихиды ко мне подошел статный, подтянутый офицер и сказал:

— Батюшка! Вы можете благословить моих солдат? — и показал на группу бойцов. — Им это очень надо.

Я спросил:
— А почему?
Он сказал:

— Они смертники. Мой взвод уже два раза почти полностью обновлялся. И сейчас мы отправляемся туда, откуда большая часть живыми не вернется.

— Я могу благословить их не на то дело, которого я не знаю и, видимо, не имею права знать, а только лишь для того, чтобы Бог их сохранил от всякого зла. Но есть еще одна трудность: мы не заденем национальные и религиозные чувства солдат, если будем подряд благословлять? Может, не все захотят принять благословение от православного священника.

Командир ответил:

— Да, вы правильно подумали. Среди них есть двое из Азии, они могут быть против православного благословения.

— Тогда я буду у каждого спрашивать: «Благословить ли вас?» — предложил я.

Командир одобрил это решение.

— Строиться,— рявкнул он.

Солдаты вытянулись в шеренгу.

Какой-то фотограф подбежал фотографировать, но офицер буквально одним междометием мигом отогнал его далеко от нас.

Я посмотрел на солдат. Это были сверхопытные, натренированные, мощные и отборные спецназовцы. И лица у них были как каменные, застывшие. Что-то их стягивало изнутри. Как некая невидимая печать чего-то страшного и неотвратимого. Таких лиц я никогда не видел, это было что-то фронтовое.

Медленно, с молитвой, я подходил к каждому солдату и тихо говорил:

— Вас благословить?

И каждый почти шепотом, но твердо отвечал:

— Да!

Ни один не отказался от благословения! Я благословил всех.

Потом тихо, неслышно, они разом снялись, как стая птиц, и ушли с Поклонной горы.

Разве такое забывается?..
 


Об авторе:

Прот. Сергий Правдолюбов родился в 1950 году в г. Спасске Рязанской области в семье протоиерея Анатолия Правдолюбова. После школы поступил в Московское музыкально-педагогическое училище им. Гнесиных. С ноября 1968 года служил в армии, после которой поступил в 3-й класс Духовной cеминарии. С 1974 по 1978 год учился в Московской Духовной академии. Окончил академию с присвоением ученой степени кандидата богословия за сочинение по библеистике. C 1974 по 1978 год был иподиаконом Святейшего Патриарха Пимена. С 1978 по 1989 год служил диаконом и протодиаконом в Никольской церкви в Хамовниках г. Москвы. В 1989 году защитил диссертацию по Византийской гимнографии и получил ученое звание магистра богословия. 13 августа 1989 года рукоположен в сан священника и служил в Никольской церкви сельца Ржавки, что в Зеленограде Московском. С ноября 1990 года — настоятель церкви Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве, преподаватель в Московской Духовной академии и, с 1992 года, параллельно в Православном Свято-Тихоновском Богословском институте в Москве. Магистр богословия, профессор Московской духовной академии.