Архив номеров Номер 16

И ничего не бойтесь в жизни кроме греха.

Только он лишает Божия благоволения и отдает во власть вражьего произвола и тирании.

Из завещания схиархимандрита Иоанна (Крестьянкина) 12/25 июня 2005 г.

С недавнего времени в определенной части нашего православного сообщества стали бояться разных страхований. Причем не просто бояться, а как-то шумно и с надрывом, пытаясь навязать свои страхования окружающим. Пугают новыми паспортами, пластиковыми карточками, ИНН, Интернетом и даже мобильными телефонами — активно, но, правда, не всегда убедительно, — видимо, поэтому собственные гордость, лень, душевная нечистота по-прежнему продолжают беспокоить гораздо сильнее. Хочется верить, что не из-за равнодушия к тем же окружающим и окружающему. Каким бы значительным и не­однозначным оно ни казалось, но все-таки по-прежнему изнутри подстерегает человека главная опасность, ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимства, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство. Всё это зло извнутрь исходит, и оскверняет человека (Мк. 7, 21–23). И по-прежнему, уже в силу неизменяемости Евангелия, потеря целого мiра по сравнению с потерей мира внутреннего признается христианином чем-то менее значимым: ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мiр, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою (Мк. 8, 36–37). Надо полагать, следуя этим евангельским наставлениям, христиане первых веков о политическом преобразовании тогдашней Римской империи думали меньше всего; они готовились к смерти, ждали Христово Пришествие — «Ей, гряди Господи Иисусе». И, может быть, поэтому неожиданно для самих себя преобразили языческую страну в удерживающее зло христианское государство.

В принципе, во всем следуя Евангелию, можно успокоиться и сейчас. Но, к сожалению, реалии современной жизни таковы, что покой лишь только снится, и что самое печальное — в том числе тем, кто призван к нему уже в силу приобретенного социального статуса. Речь о монашествующих...

Когда некто монах Афанасий, насельник афонского монастыря, в своей брошюре начинает иронизировать над словами преподобного Серафима о стяжании мирного духа и звать на баррикады, невольно возникает вопрос: а что он на Афоне делает? Скрывается? Впрочем, и это очень может быть, если учесть, как компетентно этот несколько политически ангажированный афонит главную силу будущего возрождения России усматривает не в ком-то, а в реально-конкретных покаявшихся благоразумных отечественных разбойниках, ныне вполне легальных бизнесменах, не утративших, однако, понятия о «понятиях». С этим и многим другим можно было бы поспорить или согласиться, если б не изначально заявленная пафосная авторская позиция: если не я открою вам истину, то кто? «А поскольку для монаха естественно более глубокое понимание духовных явлений, чем для человека мирского (всякого монаха? — Авт.), то он должен, при необходимости, открывать мирянам подлинное происходящих в мире событий, на первый взгляд к духовным не относящихся» (Монах Афанасий. Русские, с нами Бог! М., 2006. С. 6). Вести полемику с человеком, который естественно прав уже в силу своего определенного статуса, естественно, не имеет никакого смысла. Обидно, когда дефицит «мирного духа», к стяжанию которого афонский монах отнесся столь безответственно, проявляется, в том числе, и на страницах, с содержанием которых согласиться легко. Следствие такого недостатка — эффект от прочитанного, прямо противоположный желаемому автором.

Еще в 2001 году на основе материалов специально созванного Богословского пленума Русская Православная Церковь определила свою позицию относительно развернувшейся тогда шумной кампании вокруг ИНН. «Технологическое действие не может само по себе произвести переворот в сокровенных глубинах человеческой души, приводя ее к забвению Христа. Обратное утверждение является суеверием, противоречащим Преданию и святоотеческому учению, ибо печать ставится на тех, кто сознательно уверует в антихриста единственно ради ложных чудес. Никакой внешний знак не нарушает духовного здравия человека, если не становится следствием сознательной измены Христу и поругания веры».

Казалось, после этого абсолютно внятного заявления можно было бы и успокоиться, а не обвинять богословов в злонамеренности и некомпетентности, не хамить тем, от кого принял священническое рукоположение и монашеский постриг, и не сочинять новый «катехизис», в котором говорится: «Официальные представители Церкви давно попали под масонское иго... Такое тесное сотрудничество с мирской безбожной властью, ведшее к нарушению канонов Церкви, называется сергианской ересью. По этим рельсам сергианской ереси повели Святую Церковь Патриарх Алексий I (Симанский), Патриарх Пимен (Извеков) и нынешний Алексий II (Ридигер)» (Иеросхимонах Рафаил (Берестов). Набат. 2005. С. 3). «В антикрещении человек антикрестится, беря через паспорт имя антихриста — трехкратные шестерки. И берет цифровое имя себе от масонов — личный код. Этим сочетается с сатаной и его системой в антикрещении» (Там же. С. 9).

Тут уже «богословие» богослова особого рода. Возможно, про таких говорят: свят, но не искусен. Однако существует реальная опасность, что, облекшись в одежды ревности не по разуму и приобретя гипертрофированные формы, «неискусность» эта, вырождающаяся в откровенную ересь, в конце концов искоренит собой не только святость, но и совесть. Что останется от Православия, если каждый долженствующий прежде всего молиться будет ощущать себя «судией всех и вся» и писать воззвания, обращаясь ни много ни мало ко всей Церкви, что все-таки является прерогативой Патриарха. Налицо синдромы своего рода духовного заболевания — комплекса «избранного остатка», когда жизнь в нереальном и несуществующем мире объявляется как реальная и существующая, а все христианство сводится единственно к нездоровой мистике: «не брать ни электронный жетон, ни микрочип — все это печать антихриста. Будьте верны Христу и даже с малыми добродетелями — спасетесь» (Там же. С. 26).

Произвольно поделив православных на «тех, кто против ИНН», и на «тех, кто за ИНН», некоторые особо рьяные «ревнители» отрицают для последних саму возможность спасения. Между тем подавляющее большинство так называемых «тех, кто за ИНН» с таким же успехом можно было бы идентифицировать и как «тех, кто за фонарные столбы»: отношение к первому и ко второму однозначное и определенное, а именно — никакое. Кстати, такое же — никакое — отношение заповедано святыми отцами и ко всякого рода «бесовским немощным дерзостям». Настоятельно рекомендовано: козни невидимых врагов ни во что не ставить. Непонятно тогда, зачем так активно во «что-то» ставить туманно предполагаемые ухищрения врагов хоть и видимых, но часто более абстрактных; а в каждом предмете необязательного двойного назначения — угадывать скрытый провокационный смысл. Очевидно, такая позиция — прямой путь в психоневрологический диспансер. Те же устроители ИНН — налоговые чиновники, так ни разу и не подтвердили, что номера эти — как раз то, с чем так бескомпромиссно борются их яростные противники, напрочь забывающие, что, кроме всего прочего, ИНН — еще и средство для взимания налогов. «Желаю лучше думать, что все люди добрые, но неверно понимают друг друга. Кто становится терпеливее и через терпение спокойнее: о том радуюсь» (Святитель Филарет Московский. Письма о духовной жизни. 2006. С. 497). Вряд ли бы порадовался святитель о наших церковных революционерах, думающих в прямо противоположном направлении и легко усматривающих окончательную погибель даже там, «идеже не бе страх» (Пс. 13, 5). Дела наши действительно неважные; но положение это происходит не столько из-за каких-то внешних угроз, не из-за того, что кто-то что-то о нас узнает, а из-за того, что грех все более стремительно превращается в норму жизни. Те же ежегодные четыре миллиона абортов чего-то стоят и имеют вполне осязаемые последствия. В связи, а не вопреки внешнему бедственному положению христианину, а монаху — в первую очередь, стоило бы сосредоточиться на внутреннем, на месте, из которого исходит главная опасность, — внутренней клети своего сердца, а потом уже на всем остальном. Но никак не наоборот, хотя бы уже потому, что рассчитывать на помощь Божию в чем бы то ни было не кающемуся — проблематично.

Человек, однажды, надо полагать, сознательно отрекшийся от мiра и вновь устремляющийся к мiрским проблемам в своих главных жизненных приоритетах, непременно создаст проблемы еще и в собственной душе. Такое неравнодушие оправдано, если продиктовано чувством христианской любви. Но стоит честно признаться: в воинственной риторике религиозных антиглобалистов оно как-то не просматривается. «Все начинают понимать, что дальнейшее бездействие для русского народа губительно, что пришла пора за свое выживание бороться... Только все ждут, чтобы выступил кто-то первый. Здесь не имеются в виду выступления с трибуны и прочая псевдопатриотическая галиматья, а решительные действия в защиту наших национальных интересов, при необходимости с оружием в руках», — пишет уже упоминавшийся выше монах Афанасий. Соблазн сравнить себя с преподобным Сергием и священномучеником Гермогеном, благословляющими на битву, присутствует явно; явно и другое: автор с кем-то себя перепутал — а это досадное недоразумение способно превратить в пошлую профанацию даже самые искренние и высокие стремления.

«Стояние за веру», легко трансформирующееся в культ «оранжевой революционности», есть еще одно подтверждение известного правила духовной жизни: козни дьявола не разрушаются крикливым стремлением его переспорить. Дело это абсолютно безвыигрышное. У христианина, тем более у монаха, есть и другие, гораздо более эффективные средства борьбы: сей же род изгоняется только молитвою и постом (Мф. 17, 21). Инок потому и «иной» по отношению к этому во зле лежащему мiру, что противостоит, противоречит ему в другой, асимметричной мiру реальности. В противном случае, опускаясь до человеческого стремления быть правым непременно, похвальная озабоченность несовершенством земной жизни теряет свою духовную и прочую значимость. Более того, даже выступая под лозунгом: «Во Славу Божию!», суетное мирское мудрование впадает в искушение превратиться всё в те же «врата ада» — ереси и расколы, которые под видом усовершенствования захотят, но не смогут одолеть Христову Церковь (см. Мф. 16, 18). К сожалению, парадоксальные явления, когда старания «защитников» Православия вредят ему больше, чем усилия явных противников, приобретают характер вполне устоявшейся тенденции. Духоносный старец архимандрит Иоанн (Крестьянкин) с горечью писал: «Тревожно, что монашествующие и политиканствующие говорят на одном языке и об одном. И дух христианский уже очевидно покинул кричащие о глобализации христианские собрания. А ведь святитель Игнатий предупреждал, чувствовал, что неприметным образом Дух Божий покидает волнующуюся, шумящую в Церкви толпу» (Письма. 2004. С. 452).

Если мы люди верующие, то должны понимать, что глобализация — не причина, а следствие греховной человеческой деятельности, что настоящее есть нравственный итог прошедшего, а оставшееся время земного бытия человечества за покаяние — умножится, за беззакония — сократится. Конечно, всякий желающий вправе поразмыслить, то ли уже время, о котором в Евангелии сказано достаточно определенно: восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных (Мф. 24, 24). Только не надо свои сомнительные умственные построения выдавать за истину в последней инстанции. Как будто действительно захотят прельстить паспортами, а не чудесами.

Вообще, удивляет даже не содержательная часть творений новых «специалистов» по духовной вкупе и прочим сферам жизни — здесь, как правило, разнообразные страхи и угрозы: от реальных до сомнительных и явно мнимых, — а сам пафос навязываемых смыслов. Вместо духа евангельской свободы — если хочешь быть совершенным... (Мф. 19, 21), если хочешь, можешь меня очистить (Мк. 5, 12) — эффект морального изнасилования, вполне в духе «лучших традиций» тоталитарных сект — «не идите к антихристу, не берите электронные документы, не берите печать зверя» (Иеро­схимонах Рафаил (Берестов). Набат. 2005. С. 29). Причем апеллируют не к реальным специалистам — той же профессуре духовных школ, не к церковному священноначалию, в ответственности которого в том числе и административные решения, а к людям, только пришедшим в Церковь, готовым принять на веру и за веру все что угодно, — любую псевдобого­словскую галиматью, лишь бы это имело благочестивую наружность. Приятно, конечно, когда, лаская слух, тебя выдают за нечто, и нечто немаловажное: «теперь, как никогда, главную роль в жизни Церкви играет ее физическое тело — народ. Сам ход политических событий XX века показал, как неустойчивы пастыри в своем призвании. И это — результат духа времени. Это наша общая беда, потому что пастыри — из народа, и было бы безумием отделять их от него» (Иеродиакон Авель (Семёнов), Александр Дроздов. На рубежах веры. 2006. С. 5). Однако довольно странное рассуждение. Если пастыри — из народа, то, надо полагать, они — не худшая его часть, тем более в годы гонений, когда число только расстрелянного духовенства приблизилось к двумстам тысячам человек.

Стоит отметить: доверие народу в религиозных вопросах — занятие довольно-таки рискованное. Собственно, «народничество» и язычество — синонимы, — негодные и бабьи басни (1 Тим. 4, 7). Если несторианство — «интеллигентская ересь» — отколола от Церкви сотни тысяч, то монофизитство — ересь, так сказать, «народного благочестия» — уже миллионы. Сама история показывает, к чему может привести «базарное» богословие. Да и народная мудрость дилетантство, в том числе в себе самом, решительно отвергает: плоды трудов сапожника на ниве кулинарии и пирожника, тачающего сапоги, легко предсказуемы... Хотели как лучше, а получается как всегда... И даже еще хуже, — анархия как естественная составляющая революционной антииерархической деятельности если и «мать порядка», то только в преисподней. Очевидно, благие намерения, материализующиеся в неадекватные реакции, — не самые лучшие для того,чтобы ее избежать.

Однажды преподобного Моисея, настоятеля Оптиной пустыни, искушал некто из народа:

— Вот ты, хоть и игумен, а не умен.

— А ты, братец, хоть и умен, да не игумен, — отвечал преподобный.

Преизбыток ума при недостатке смирения — довольно шаткое основание для позитивной деятельности где бы то ни было, а особенно в посторонних сферах. Это стоит учесть и нашим умникам и вместо того, чтобы, имитируя исповедничество, воевать с ветряными мельницами и сеять бестолковую смуту и раскол в Церкви, лучше бы на своем месте заняться своим делом. Иному церковному революционеру-антиглобалисту полезней было бы в келье окна помыть... Четыре года не мыл... Или переквалифицироваться, наконец, в профессионального правозащитника. Так честнее, во всяком случае.

Хорошо, конечно, в тепле и сытости, и между прочим, за счет «тех, кто за ИНН», вести непримиримую борьбу с врагами Православия. Но только то, что имело цену при Ленине–Троцком–Сталине–Хрущеве, теряет смысл при ко всему безразличной демократии. Можно сожалеть, что страной управляет не христианский император... Но все-таки и не генсек ЦК КПСС, а какой-никакой православный президент. Но помня: князю людей твоих да не речеши зла (Исх. 22, 28), — не стоило бы ему гадить, хотя бы из чувства солидарности: западную неприязнь к России он испытывает на себе как никто другой. Ну, а не нравится этот, пожалуйста, есть возможность выбрать другого, на ваш взгляд более достойного, — может быть, с его помощью победим наконец ненавистный глобализм. Только не надо обольщаться: если при всем при том не научимся быть хотя бы просто порядочными христианами, то для каждого «победителя» в отдельности это будет пиррова победа.