Архив номеров Номер 10

Однажды Иисус проходил мимо иудеев и вопросил их: «Где дети ваши?»

Они же ответили: «Играют в хлеву». И заперли иудеи детей в скотском хлеву.

Когда же Иисус приблизился к хлеву и вопросил, что в нем, они сказали: «Там скотина».

И рек Иисус: «Быть по сему!» И обратились дети во скот.

Апокрифическое Евангелие детства, XVI.

В редакцию журнала «Благодатный Огонь» приходят отклики на нашу статью: «Об эволюционистском богословии Тейяра де Шардена и протоиерея Александра Меня». Так, «мирянин Иоанн Сердюков» из Москвы высказал суждение о том, что «за богословскими спорами надо прежде всего видеть человека, а в данном случае священника-мученика».

Мы никак не можем согласиться с мнением уважаемого читателя. Мы убеждены в том, что за богословскими спорами надо прежде всего видеть Истину. И если кто-то Истину Христову сознательно искажает и подменяет ее ложью, обязанность православного богословия — не взирая на лица обличать зловерие и тем самым оберегать паству от возможности заразиться еретическим учением. Так всегда было в Церкви с апостольских времен и поныне.

Подчеркнем еще раз: мы полемизируем не с протоиереем Александром Менем как человеком или как со священником. Мы обличаем ту откровенно антиправославную позицию, которую он выразил в своем духовном наследии.

Между прочим, о. Александр знаменит не только как проповедник-богослов (увы, совершенно не православный) и миссионер (увы, бесспорным фактом является наличие сегодня в лоне Русской Православной Церкви особого духовного образования — «меневщины»). Протоиерей Александр был также сочинителем сказок. Одну из них, опубликованную «Фондом Александра Меня» (М., 1994 г.) в виде детской книжки с картинками, предлагаем читателю.

* * *

Протоиерей Александр Мень

Луна большая, молочно-белая, светила в пещеру.

Проснулся Урод, проснулся с улыбкой. Он редко улыбался, потому что ему редко снились такие замечательные сны. На этот раз сон был радостным.

Он видел Отца зверей и людей, вернее, не видел, он даже не мог на него смотреть, ведь Он был яркий, как солнце. И Он подвел к нему девочку, такую же уродку, как и он. И Урод воскликнул (он помнит, что он воскликнул во сне): «Вот эта та самая, совершенно такая же как я!»

И в этот момент он проснулся и снова увидел себя в темной пещере среди спящих, храпящих, переворачивающихся родичей, не уродов, а нормальных людей, но он-то был один, единственный в роде и его еще не выгнали из племени потому, что он был сообразительный и бегал, может быть, немного быстрее, чем остальные.

А вообще он был страшно безобразен: во-первых, у него была кожа светлее, во-вторых, она не была покрыта красивым, благородным мехом; и кроме того он был голый, длинный и достаточно нелепый. Таких стоило выгонять из пещеры. Но старый отец рода, седой Уг, когда он появился на свет, сказал: «Это выродок, его надо сбросить со скалы, он не может жить». Но мать его прорычала: «Я его не отдам, это мой первенец».

И так она его вырастила. Потом она родила и других, уже нормальных детей: широкоплечих, низкорослых, с согнутыми спинами и крепкими зубами. И среди них рос тощенький, беленький Урод.

Впрочем, беленьким он был недолго, потому что солнце его почернило, но уродом он оставался всегда. Когда все шли в пещеру спать, Урод выходил, садился у обрыва и смотрел на звезды, смотрел на луну, о чем-то думал. Думал о многом, ему хотелось охватить мыслями весь мир. Это была часть его уродства, потому что никто так не делал.

Нормальные люди охотились, ели, пили, спали, размножались. Им больше ничего не было нужно. Дрались. Дрались они часто. Урод не любил драться. Он не любил это делать, потому что все его волосатые братья дрались между собой и, конечно, попадало часто и ему.

Но он был одинок. Он был совершенно одинок среди них, и даже мохнатая мать, которая очень его любила, — не могла его понять. Мать говорила короткими простыми словами, так как говорили все в пещере, покрикивая, ухая, похрапывая. Все было ясно — «ешь, пей, иди сюда, иди отсюда!»

А у него в голове шевелились мысли, у него было столько слов, что о нем говорили: «Это урод, да еще вдобавок болтун!»

И так шли годы… И он становился все более и более чужим среди своих, родных ему людей.

Только иногда Отец зверей и людей посылал ему прекрасный сон: он видел девочку или девушку, она была такая же безобразная, как и он. У нее были длинные волосы, она смотрела на него замечательно прозрачными глазами. Она тоже была голая, как и он. У нее не было благородной шерсти, как у его родственников. И Отец зверей и людей как будто бы за руку вел ее к нему. И у Урода сразу начинало биться сердце и он просыпался.

И так шли годы… И вот однажды собрались самые главные воины племени.

Они решили отправиться на охоту за головами. Был в племени старый обычай: чтобы стать сильнее, надо было поймать как можно больше врагов (а за лесом жило племя врагов, впрочем, оно ничем не отличалось от родного племени) и съесть их мозг, а черепа повесить на палках.

И вот, когда они собрались, Урод сказал, что он не пойдет с ними, что он не будет этого делать, он не будет есть братьев, потому что те, которые живут за лесом — такие же люди, как и мы все.

Тогда старейшина племени сказал: «Терпение наше истощилось! Хватит! Убирайся вон! Уходи!»

«Хочешь, уходи к ним. И мы тебя поймаем, убьем и съедим твой мозг!»

«Не съедим! — закричали другие. — Съесть мозг можно только у того, у кого есть что-то в голове, а это же Урод, у него ничего нет в голове!»

Он взял каменный топор, кожаный мешок, который когда-то сам сшил, и зашагал через лес. Выйдя на опушку, он вдруг увидел девушку, которая по пояс в траве, шла по степи. Урод сразу узнал ее — это была девушка из его сна, та, которую приводил к нему Отец зверей и людей.

И Урод вспомнил, что тогда, во сне, Отец зверей и людей повторял ему одну и ту же не совсем понятную фразу: «Это есть плоть от плоти твоей и кость от кости твоей». А теперь он понял, что это значит, — он понял и поняла она. Они кинулись друг другу навстречу и взялись за руки.

И пошли они на Восток… Это было раннее утро. Небо было сначала перламутровым, потом стало желтым, и наконец взошло солнце.

Они шли на Восток, куда-то вдаль… И в них были мы все. Потом о них сложили сказания и назвали их АДАМОМ и ЕВОЙ…

Бывают сказки добрые и злые. Бывают сказки страшные и прекрасные. Но это сочинение по справедливости можно назвать лишь хулой на Бога и Его творение. Православный человек не смог бы так извратить и исказить духовные основы церковного вероучения, как удалось это сделать протоиерею Александру Меню. Здесь под видом невинного повествования выстроена целая еретическая концепция, отвергающая и Библию, и святоотеческое учение о сотворении человека.

 Предвидим возможные протесты: Сказка — не богословский трактат, поэтому не следует приписывать ей духовное содержание! Мало ли существует иных «нехристианских» сказок!

Однако, эти выражения были бы справедливы, если бы не следующие обстоятельства.

Во-первых, книжка подписана не просто писателем-сказочником, а «протоиереем», что само по себе заставляет искать в ней духовный смысл.

Во-вторых, в книжке явным образом говорится о Боге, называемом «Отцом зверей и людей», причем «Он был яркий, как солнце». Читатель вправе спросить, имеет ли в виду автор того Бога, о котором повествует Библия или выдумывает иного сказочного «Бога»?

Наконец, в третьих, сказка завершается вполне определенным указанием на Адама и Еву, в которых «были мы все». Поскольку Адам и Ева — персонажи библейские, данный литературный этюд должен восприниматься как новый ветхозаветный апокриф. Апокрифичность текста сама по себе, разумеется еще не означает его еретичности, но позволяет ставить вполне корректный вопрос о его соответствии или несоответствии церковному вероучению. Такая постановка вопроса оправдана, между прочим, еще и тем, что отдельные фразы сказки почти буквально воспроизводят библейские стихи. Сравним предложение: «Это есть плоть от плоти твоей и кость от кости твоей» — со стихом из книги Бытия:И сказал человек: вот это кость от костей моих и плоть от плоти моей (Быт. 2, 23. Синодальный перевод).

Многократно в тексте сказки Адам называется «Уродом». Мы никак не можем признать такое именование нашего праотца приятным для слуха. Невольно вспоминаются грозные слова Христовы: иже рече «уроде», повинен есть геенне огненней (Мф. 5, 22). Лучше бы, право, автор назвал своего героя «Рака»: в таком случае он был бы всего лишь навсего повинен сонмищу.

Ничем не оправдано употребление просвещенным отцом протоиереем наименование Бога «Отцом зверей и людей». Бог, согласно святоотеческой традиции, именуется Творцом всякого создания, в том числе и человека: И сотвори Бог звери земли по роду (Быт. 1, 25),и сотвори Бог человека(Быт. 1, 27).

Усыновление Богу Отцу люди получили через воплотившегося и вочеловечившегося Бога Сына, Иисуса Христа, сказавшего после Своего воскресения: восхожу ко Отцу Моему и Отцу вашему(Ин. 20, 17). Господь научил Церковь «со дерзновением неосужденно смети призывати Небесного Бога Отца и глаголати: Отче наш, иже еси на небесех!..» (Служебник).

Но Бог не есть Отец зверей. Зверей произвела земля. И рече Бог: да изведет землядушу живу по роду… и бысть тако. (Быт. 1, 24). Зверей, в отличие от Адама, Бог не творил непосредственно Сам, и тем более он не давал им, как Адаму, дыхание жизни (Быт. 2, 7). Апостол Павел, говоря о назывании Бога Отцом, не случайно называет Дух Христов Духом сыноположения: Елицы бо Духом Божиим водятся, сии суть сынове Божии. Не приясте бо Духа работы паки в боязнь, но приясте Дух сыноположения, о нем же вопием: Авва, Отче (Рим. 8, 14–15)!

Библия отделяет акт творения человека от творения прочих животных. Протоиерей Александр сознательно размывает грань между первым человеком Адамом и прочими зверями. Библия утверждает, что до Адама людей, созданных по образу и подобию Божию не было, а сказочка о. Александра адамовых предков называет «нормальными людьми». В этом отношении сказка Г. Х. Андерсена «Гадкий утенок» сильно выигрывает перед «Уродом»: все-таки Гадкий утенок был изначально не из утиной, а из лебединой породы, а Урод был рожден своей косматой и рычащей мамашей.

Библейский Адам был первым и единственным представителем человеческого рода. Урод имел мать (надо полагать, что и отца), братьев и сестер «широкоплечих, низкорослых, с согнутыми спинами и крепкими зубами», с которыми вместе жил в племени. Вождем племени был «старый отец рода, седой Уг», которому подчинялись прочие воины. С ними и жил до своего изгнания персонаж сказки «среди своих, родных ему людей». Мало того, «братья», жившие в племени за лесом, были «такие же люди, как и мы все». Так, по крайней мере, говорил Урод. Библия говорит ровно противоположное: Адаму же не обретеся помощник, подобный ему (Быт.2, 20).

 Пищевой рацион библейского Адама был чисто вегетарианским (Быт. 1,29), люди же из племени Урода питались не только охотничьей добычей, но не гнушались и человекоядением. Хотя главный герой сказки был не сторонник канибализма и стоял на вполне «адамовой» моральной высоте, но это обстоятельство не примиряет повесть о. Александра со Словом Божиим. Дело в том, что не только одному Адаму, но всем зверем земным Бог определил траву зелену в снедь (Быт. 1, 30). Плотоядение, согласно Священному Писанию, явилось в мiре в результате грехопадения Адама первозданного. К сожалению это православное положение чуждо богословию протоиерея Александра Меня.

Никакого грехопадения (в библейском смысле) у Адама и Евы на «Востоке», куда они направились, взявшись за руки, ожидать не приходится, поскольку смерть уже царила в мiре до их рождения.

Церковь учит, что Адам был после Творца исключительным лицом, которое обладая даром разума и речи и тем проявляя свою власть, давало наименование всем творениям: И нарече Адам имена всем скотом, и всем птицам небесным, и всем зверем земным (Быт. 2,20). В сказке протоиерея Александра Меня эта отличительная характеристика Адама упразднена. Вождя племени звали Уг, по-видимому имели имена и другие члены общины, да и сам главный персонаж был наречен не Богом, а своими косматыми сородичами. Во всяком случае, Урод не был ни первым говорящим существом, ни изобретателем имен, но получил воспитание в говорящей (пусть и не слишком изящно) среде своих сородичей. Его «мать говорила короткими простыми словами».

Важнейшим вероучительным положением Церкви считается апостольское утверждение о том, что произошел от единыя крове весь язык человечь (Деян. 17, 26). Все Святые Отцы понимали сотворение Евы из ребра Адама буквально. У отца Александра романтический герой встречает мечту из своих снов, которой оказывается… девушка из другого племени. О генеалогическом древе суженой Урода нам не сообщается, но надо полагать, что она была зачата и рождена вполне естественным образом, как и все прочие дщери Евы. Во всяком случае, в сказочном повествовании исключается библейский сценарий: И созда Господь Бог ребро, еже взя от Адама в жену (Быт. 2, 22).

Высказав наши сомнения относительно происхождения в апокрифе о.Александра праматери Евы, отметим не меньшее смущение в отношении апокрифического происхождения Адама. Церковь содержит апостольское учение о Христе как втором Адаме. В частности, святой мученик Иустин Философв «Разговоре с Трифоном Иудеем» предлагает следующее православное утверждение: «Адам произошел от земли девственной, как и Христос от девственных ложесн». Согласно святоотеческой традиции, Адам первозданный не имел родителей, и потому не мог иметь никаких братьев и сестер. Ни старших, ни младших. Подобным образом Иисус Христос как новый Адам не мог иметь и не имел единоутробных братьев и сестер, так что Пречистая Богородица Мария по справедливости величается словами: «Яже прежде рождества Дева, и в рождестве Дева, и по рождестве паки пребываеши Дева» (Богородичен воскресен, 7 глас).

Если, хотя бы в сказке, допустить, что родных братьев и сестер (мохнатых и рычащих) имел первый Адам, то вполне приемлемым придется считать, что младших братьев и сестер имел второй Адам, Христос. Здесь обнажается скрытая хула и на Адама первозданного, и на Христа, Сына Приснодевы.

Еще большей хулой будет выглядеть апокриф о. Александра, когда мы вспомним, что род человеческий куплен не истленным сребром или златом… но честною кровию Агнца непорочна и пречиста Христа (1 Пет. 1, 18–19). Если принять, что апокрифический Адам-Урод искуплен кровью Христа на Голгофе, то можно ли утверждать то же самое про его родных братьев? А про «мать» или «седого Уга»? А про «родню» Евы из соседнего стада? А про более древнюю и дальнюю «родню»? Применимы ли к ним слова Апокалипсиса, обращенные к Агнцу: яко заклался и искупил еси Богови нас кровию Своею от всякого колена и языка и людей и племен (Апок. 5, 9)?

В книге полностью размывается граница между человеком и зверем. Не побуждает ли это рассмотреть вопрос о приобщении хотя бы некоторых животных к святой Евхаристической Чаше? Ведь за них же пролита кровь Второго Адама! Такие кощунственные выводы впрямую вытекают из сказки, сочиненной отцом Александром. Отмахнуться от подобных вопросов невозможно.

Книжка про человека «Урод» должна быть расценена как вполне еретический апокриф, духовно враждебный Церкви, непримиримый со святоотеческим учением.