Богородица

Архив номеров Номер 19

О миссионерстве и некоторых миссионерах

Протоиерей Владимир ПРАВДОЛЮБОВ


После 70 лет отлучения Церкви от общения с государственными и общественными структурами, после ожесточённой борьбы с религией и попыток атеистического перевоспитания нашего народа — наступили иные времена. В течение уже более двадцати лет Церковь наша получает всё большие возможности выхода из изоляции, созданной советской властью. И наше священноначалие призывает членов Церкви не ограничиваться внутрицерковной жизнью, а идти с проповедью Православия в народ, который в значительной своей части ждёт этой проповеди.

Недавно почивший Патриарх Алексий II предпринимал много усилий для разрушения «берлинской» стены между обществом и Церковью. В частности, с этой целью он совершал частые поездки по разным регионам, чтобы приучить местные власти к новым отношениям с Церковью и всколыхнуть народные массы призывом к воцерковлению. Этой чести — принимать Святейшего — удостоился и наш маленький городок (Касимов Рязанской области), воспоминание о чём вызывает у нас радостные слёзы благодарности.

И ныне здравствующий Патриарх — Святейший Кирилл — на всех этапах своего служения Церкви много сделал для научения ищущих дорогу к храму. Достаточно вспомнить любимые народом (причём, не только православным) телепередачи «Слово Пастыря».

У всех на слуху такие имена миссионеров, как А.И. Осипов, А.Л. Дворкин, диакон Андрей Кураев, архимандрит Тихон (Шевкунов), протоиерей Всеволод Чаплин, Владимир Легойда — всех не перечислишь! Мало того, в каждом месте нашей огромной страны — пусть в меньших размерах и перед меньшей аудиторией — но тоже ведётся миссионерская работа.

Однако выход членов Церкви к невоцерковленному народу требует соблюдения некоторых правил «техники безопасности», так как «мiр во зле лежит» (1 Ин. 5, 19). По опасности он сравним с выходом космонавта в открытый космос. Ему нужен прочный скафандр и надёжная привязка к космическому кораблю. Так и миссионеру нужен надёжный скафандр смирения, покаяния и молитвы, а главное — неразрывная связь с Церковью. Причём, если космонавт (предположим невероятное) по какой-то причине оторвётся от космической станции, он сознаёт весь трагизм своего положения. А оторвавшийся от Церкви может этого даже не заметить, считая, что он-то и есть Церковь! (См. Мф. 7, 21–23) «Блюдите, како опасно ходите!» — предупреждает апостол (Еф. 5,15). Отрыв от Церкви несравнимо более трагичен, чем отрыв космонавта от космического корабля.

В этой связи мне хочется порассуждать о «залётах», случающихся с некоторыми мною глубоко уважаемыми (говорю это с полной искренностью) миссионерами.

Начну с самого лёгкого случая. Прот. Всеволод Чаплин на встрече со студентами не исключил открытие православных ночных клубов: «Может быть, и возможен был бы ночной клуб, где молодые люди могли бы посмотреть хороший фильм и потом поговорить о нём хоть до трёх, хоть до четырёх часов ночи… такой клуб может работать даже ночью. А клуб со стриптизом и водкой, думаю, не нужен в православной среде» (http://www.rusk.ru/newsdata.php?idar=182311).

Ему хорошо ответил прот. Владимир Зязев из Екатеринбургской епархии, считающий, что Церковь не должна привлекать молодёжь подобными способами: «Я это категорически не приветствую. Церковь не должна идти на поводу у народа, а народ должен идти за Церковью» (http://www.rusk.ru/newsdata.php?idar=182316).

Кое-что в дополнение скажу и я. Во-первых, о названии. Словосочетание «ночной клуб» слишком тесно срослось «со стриптизом и водкой», так что для проекта о. Всеволода нужно другое название. Ведь не будем же мы здание, приспособленное для публичных выступлений и обсуждений, называть публичным домом. Кстати, подобную грязь и смрад несёт в себе и слово «постельный» — о чём речь впереди. Я не отрицаю необходимости искать какие-то формы общения молодёжи — православных и сочувствующих. Но они должны — и по форме, и по духу — дистанцироваться от современных молодёжных тусовок.

Теперь о времени такого общения — «хоть до трёх, хоть до четырёх часов ночи». Такое допустимо только в каких-то особых случаях, но отнюдь не систематически. Мы должны весь день трудиться с полной отдачей сил. В праздники с такой же самоотдачей молиться, а потом общаться с родными и близкими, или навещать больных и беспомощных. Ночь дана нам для сна и молитвы. Сон — великий дар Божий; за него мы каждое утро славим Бога такими словами: «Тя благословим, вышний Боже и Господи милости, творящаго присно с нами великая же и неисследованная, славная же и ужасная, ихже несть числа: подавшаго нам сон во упокоение немощи нашея и ослабление трудов многотрудныя плоти».

Возвращаясь к вышесказанному, заметим, что и сам о. Всеволод указывает на московских католиков, которые вечерами (а не ночью!) обмениваются впечатлениями.

Добавлю, что следовать примеру инославных надо с большой осторожностью. Их движение навстречу народу привело ко многим, мягко говоря, странным обычаям. Например к тому, что польские католики каждый день по пути на работу заходят на минуту в костёл вкусить облатку, а месса, идя за народом, дошла в конце концов до пляжа.

Пришла в голову мысль — а проповедь на рок-концерте не сродни ли мессе на пляже? Хотя с другой стороны, не похоже ли это на подвиг преп. Виталия монаха? (память 22 апр.) Он подвизался так: днём трудился по найму и постился (в смысле — ничего не ел). Вечером малую часть заработанных денег тратил на скудный ужин, а на остальные входил на ночь к одной из блудниц. Ей он велел спокойно спать, а сам становился в угол и всю ночь проводил в молитве. Уходя утром, приказывал блуднице никому не говорить, как он провел ночь. За такую жизнь он подвергался насмешкам и издевательствам. Не терпя этого, одна из блудниц начала было рассказывать о его подвиге, но тут же подверглась беснованию, что заставило остальных молчать до его кончины. Многие из этих блудниц исправились — одни вышли замуж, другие ушли в монастырь.

Может быть Бог так же примет проповеди на рок-концертах, так что мы будем повинны в осуждении о. Андрея Кураева. Беда только в том, что это не единственный «залёт» о. Андрея, он — абсолютный чемпион по «залётам». Так, миссионер о. Андрей Кураев против миссии среди старообрядцев. «Эта цель (соединение со староверами) — говорит о. Андрей, — связала по рукам и ногам всю жизнь Русской Православной Церкви и в том числе — её миссию, обращённую к молодёжи. Потому, что любой священник, прежде чем выйти к молодёжи, в том числе — на рок-концерт, должен будет заняться вопросом: “А что об этом скажут староверы?”» (http://diak-kuraev.livejournal.com/15901.html).

Значит, если среди староверов явится новый Павел Прусский и станет их приводить к общению с Церковью, миссионер о. Андрей Кураев будет против? Но нам сказано: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1Петр. 3,15). Поэтому пусть о. Андрей Кураев идёт на рок-концерты, последователи о. Глеба Каледы — к заключённым, Александр Дворкин — к сектантам, о. Даниил Сысоев — к мусульманам, о. Тихон (Шевкунов) — к алкоголикам, а о. Всеволод Чаплин — в «православные» ночные клубы. Может быть и для старообрядцев Бог найдет миссионера — самого не­ожиданного! — как послал Он зарубежникам В.В. Путина.

Хочу при этом заметить, что как о. Андрей Кураев, так и многие другие неправильно понимают суть старообрядческого раскола. Эта суть заключается вовсе не в сохранении традиции, которое служит только прикрытием главной раны, оправданием раскола и в собственных глазах, и особенно для посторонних. Суть раскола — в бунте, в революции, в восстании против духовных и светских властей, что особенно ярко видно в истории его возникновения. Желавшие ограничить власть и авторитет Патриарха, ориентировавшиеся на Запад бояре собрали вокруг царя Алексея Михайловича группу священников, противопоставив её Патриарху Иосифу и его власти. Участник этого «кружка ревнителей» Никон, поняв губительный смысл нововведения, бежал от них в соловецкое уединение. Царь извлёк его оттуда и, проведя через Новгородскую митрополию, сделал Патриархом всея Руси. Когда Никон твёрдой рукой стал наводить канонический порядок, «ревнители» стали клеветать на него по любому поводу. Сначала они отстаивали западные нововведения в иконописи, но это не встретило сочувственного отклика в народе. Более удачным оказался протест против новопечатных книг — в этом «ревнители» получили сочувствие многих русских людей, тем более, что светские власти всё более интенсивно вводили западный стиль жизни, рушивший благочестивый быт допетровской Руси. Церковь сохранила покорность власти и терпением, смирением и молитвой мало-помалу нейтрализовала инъекцию западного яда. Те, кто не захотел подчиняться власти, ушли в раскол. И этот гордый бунт продолжается до сих пор. Так что о. Андрей Кураев по существу боится осуждения своей деятельности не «староверами», а традиционалистами внутри Церкви.

Особенно, мягко говоря, удивляют пренебрежительные высказывания о. Андрея Кураева в адрес почившего Патриарха Алексия II, святителя Игнатия Брянчанинова и святого Иоанна Предтечи. Они так не соответствуют духу православного миссионера, что у меня временами мелькала мысль о том, что кто-то, пользуясь анонимностью интернета, говорит от имени о. Андрея, желая подорвать его авторитет. Тем не менее, необходимо поговорить об этих его «залётах».

Вот что пишет диакон Андрей Кураев в «Литературной газете» (21.01.09) о Патриархе Алексии II: «В дни прощания с патриархом Алексием все издания искали что-то яркое в его служении. И при этом не смогли дать записи какой-то запоминающейся речи или проповеди. Не нашлось и людей, которые сказали бы о том, что именно проповедь патриарха пронзила их сердце. Говорили о его замечательно светлых глазах, о внутренней (как бы дореволюционной) культуре, о человеческом обаянии, которое раскрывалось через личное общение… Но не о том, что должно быть важнейшим у преемника апостолов и служителя Слова».

Естественно, что лично встречавшиеся с Алексием II при жизни, после его смерти говорили о его личном обаянии, но это вовсе не значит, что он не имел качеств, нужных Патриарху. Говорил он, не заботясь о блеске и взвешивая каждое слово, продуманными, выверенными словами. А дела его навсегда вошли в историю Церкви. В своём докладе на Соборе в январе 2009 года Патриарший Местоблюститель митрополит Кирилл (ныне — Святейший Патриарх) много говорил о деятельности своего предшественника и, в частности, сказал: «Великая и вечная благодарность Святейшему Патриарху за всё, что он сделал для народа, для его духовного возрождения» (ЖМП, 2009, № 2, с. 45).

Мне особенно дорог один из его последних подвигов — поездка в его предсмертной болезни и вопреки запретам врачей на Украину. Цель поездки — нейтрализовать очередную провокацию против единства Церкви. И вся Украина потряслась от благодарного клича православных: «Алексий — наш Патриарх!»

Поэтому моя молитва о почившем Патриархе согревается благодарностью Богу за то, что Он дал Русской Церкви такого «мужа по сердцу Своему».

Благодарность Богу согревает мою молитву и о ныне здравствующих иерархах — Святейшем Патриархе Кирилле и нашем рязанском Владыке Павле. Этому чувству помогают и мои воспоминания об их выступлениях на Архиерейском Соборе 1992 года (ЖМП, 1992, № 7, с. 4–20). Собор, в частности, обсуждал вопрос об украинской автокефалии. Только что рукоположенный Зарайский епископ Павел — наш нынешний Владыка — огласил на Соборе мнение старцев и братии Псково-Печерской обители, наместником которой он только что был, и своё согласие с этим мнением. Псково-Печерский монастырь нам особенно дорог тем, что в нём долгие годы подвизался наш бывший настоятель — о. Иоанн (Крестьянкин). А Владыка Кирилл (нынешний Патриарх) остановил демонстративный уход с Собора митрополита Филарета (Денисенко). 2 апреля, уже ночью, когда накал дискуссии принял особую остроту, митрополит Филарет, собирая бумаги со словами: «На таком Соборе мне делать нечего», – поднялся и стал выходить из зала. За ним встали лишь два украинских епископа… И тогда Владыка Кирилл возгласил: «Прежде чем встанет кто-то еще, я хочу, чтобы все осознали, что здесь сейчас происходит. А происходит раскол Церкви — страшный раскол со всеми вытекающими последствиями для души и личного спасения каждого, кто покинет Собор». И все трое вернулись на свои места. Обсуждение продолжалось ещё два дня. Таким образом, слова митрополита Кирилла способствовали тому, что раскол, который Филарет Денисенко всё-таки учинил, имел минимальные размеры и, несмотря на мощную поддержку властей, силы на Украине не имеет, что и показала предсмертная поездка Алексия II.

Так что за Патриарха Алексия II говорят его дела, и ничья хула не сможет опорочить его имя, уже принадлежащее истории Православия.

Скажу несколько слов по поводу высказывания диакона Андрея Кураева на его Интернет-портале о святителе Игнатии Брянчанинове. В ответ своему оппоненту, заявившему, что «миссионер должен обращать ко Христу, а чтобы это обращение было настоящим обращением “на спасение”, сам миссионер не должен увлекаться», и приведшему в применение к деятельности о. Андрея Кураева обширную цитату из творений свят. Игнатия, от о. Андрея последовал совет: «Очень советую Вам отложить в сторону творения св. Игнатия Брянчанинова. Православие радостнее, человечнее, умнее и богаче» (http://kuraev.ru/index.php?option=com_smf&Itemid=63&topic=213095.msg2551260#msg2551260).

Это — совет профессора и диакона Андрея Кураева. Если о. Андрей считает, что учение святителя Игнатия не соответствует «согласию отцов», он должен это показать на конкретных примерах.

Теперь по существу высказывания. Православие очень богато, но это богатство достижимо только для «нищих духом». Оно очень человечно, но эта человечность ущербна, если не опирается на служение Богу. Мудрость Православия утаена от мудрых и разумных и открыта младенцам (см. Лк. 10,21). Радость Православия необъятна, но для достижения её нужна борьба с грехом «до крови» (Евр. 12,4). Правда, на этом трудном пути Бог часто поддерживает подвижника радостными переживаниями — залогом нескончаемой вечной радости.

Теперь самое трудное и тяжёлое — разбор высказывания о. Андрея Кураева о святом Иоанне Предтече. Оно звучит так: «Иоанн Предтеча пострадал не за то, что он обличал деспотизм Ирода, а за попытку контроля над его семейной жизнью. И с тех пор все конфликты православных патриархов с царями — исключительно “постельные”… Этот поступок Предтечи стал оправданием авторитарного контроля над семейной жизнью людей» (http://newtimes.ru/articles/detail/3070/).

Во-первых, о термине «постельные» — скользком и двусмысленном. Он, в частности, сливает воедино противоположные понятия: брак и блуд, тогда как слово Божие резко их различает: «Брак у всех честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог» (Евр. 13, 4).

Во-вторых, о какой семейной жизни идёт речь в этом высказывании? Ирод разрушил две семьи — свою и брата.

В третьих, пример «авторитарного контроля» над прелюбодеянием, которое в тексте называется «семейной жизнью», гораздо раньше Иоанна Предтечи показал по повелению Божию пророк Нафан (см. 1Цар. 12,1–10). Вечным памятником этого обличения является 50-й псалом.

А по поводу конфликтов патриархов с царями полезно было бы о. Андрею освежить в памяти историю Церкви. Начиная с конфликта Амвросия Медиоланского с Феодосием Великим (он вызвал к жизни беседы Златоуста «О статуях») и, кончая конфликтом святителя Филиппа с Иоанном Грозным, столкновения патриархов с царями никакого отношения к семейной жизни царей не имели.

Очень важно и то, что во всех этих конфликтах нет ни малейшего намёка на бунт против царя. Иоанн Креститель не обращается к народу, чтобы тот исполнил требование Моисеева закона: «Если кто будет прелюбодействовать с женою ближнего своего — да будут преданы смерти и прелюбодей, и прелюбодейка» (Лев. 20,10). Он только говорит самому Ироду: «Не должно тебе иметь жену брата твоего» (Мк. 6,18). Говорит он это, будучи авторитетом для Ирода, «ибо Ирод боялся Иоанна, зная, что он муж праведный и святой, и берег его; многое делал, слушаясь его и с удовольствием слушал его» (Мк. 6,20). С тем же правом обличали царей и святители Амвросий и Филипп. Они обличали своих пасомых, ведь эти цари были православными. Обличали они их как раз за деспотизм, как этого требует о. Андрей, но не призывали народ к протесту против них.

Такой не политический, а нравственный подход — принципиальная позиция Церкви, которая следует в этом (как и во всём) примеру Господа Иисуса Христа. Вспомним два евангельских эпизода, иллюстрирующих сказанное. «Некто из народа сказал Ему: Учитель! Скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство. Он же сказал человеку тому: кто Меня поставил судить или делить вас?» (Лк. 12, 13–14). И тут же производит суд, но суд нравственный. «Смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от обилия имения его» (Лк. 12, 15), и подкрепляет эти слова притчей о богатом, у которого случился хороший урожай (см. Лк. 12,1621 и далее).

Второй эпизод ещё красноречивее: «Пришли некоторые и рассказали Ему о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их». С какой целью они это сказали? Если Господь есть ожидаемый Мессия, как они подозревают, Он может и должен казнить Пилата, а если не Мессия, то хотя бы возмутиться таким беззаконием. Господь и это событие рассматривает с нравственной стороны, уча своих слушателей страху Божию: «Думаете ли вы, что эти Галилеяне были грешнее всех Галилеян, что так пострадали? Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все так же погибнете. Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам; но если не покаетесь, все так же погибнете» (Лк. 13, 1–9). Так что осуждение деспотизма — не дело Церкви.

Этот принцип чётко прослеживается в деятельности святителя Московского Тихона. Пока большевики хотя бы формально были православными, то есть, принадлежали к пастве святителя Тихона, он обличал их жестокость и несправедливость (и в то же время отказал в благословении тем, кто хотел их свергнуть силой оружия). Наконец, он отлучил их от Церкви. Когда они это отлучение проигнорировали, он перестал считать их членами Церкви и стал относиться к их деятельности как к чему-то внешнему, вроде падения Силоамской башни. По заповеди Божией он оказывал им послушание, а в остальном старался уберечь и Церковь в целом от разрушения, и кого мог из членов Церкви от репрессий.

Ему принадлежат замечательные слова: «Пусть погибнет моё имя в истории, лишь бы Церкви была польза». Святителя Тихона за то, что он не обличал деспотизм власти, осуждать редко кто решался. Вся тяжесть осуждения, непонимания и клеветы досталась его преемнику — митрополиту и на короткое время Патриарху Сергию. Время показало, что смирение, послушание, терпение и молитва всей Церкви и каждого её члена спасли православную веру в России, что и оправдало деятельность наших Первоиерархов в тяжкие времена тотального уничтожения Церкви. Но несмотря на это, осуждение Патриарха Сергия продолжается до сих пор. Боюсь, что и о. Андрей Кураев участвует в этом осуждении; ведь он даже и Иоанна Предтечу укоряет за то, что Предтеча не обличал деспотизм Ирода.

Мне, откровенно говоря, непонятны причины «залётов» о. Андрея Кураева, такого вдумчивого, умного, образованного богослова, с такими заслугами перед Церковью. Видимо, так мстит ему сатана за деятельность в защиту Православия. Но если в этом участвует его гордость (хотя кто из нас от неё свободен), хочу в предостережение о. Андрею привести случай, описанный Аввой Дорофеем в его беседе о смиренномудрии. Один загордившийся монах сказал: что мне ваши мнения — я доверяю только Зосиме и подобным ему. Затем стал говорить: что мне Зосима, я доверяю только Макарию (видимо Великому). Потом: что мне Макарий, нет никого выше Василия и Григория (видимо, Великого и Богослова). А потом: что мне Василий, что мне Григорий — нет никого достойного Петра и Павла. Потом; что мне Пётр, что мне Павел — никто ничего не значит, кроме Святой Троицы. Потом восстал и против Самого Бога — и лишился ума! («Аввы Дорофея душеполезныя поучения»). От всей души со слезами умоляю о. Андрея осмыслить всё это и покаяться перед Богом и перед святыми, которым он нанёс оскорбление — и впредь, подражая покойному Патриарху Алексию II, говорить и тем более писать более обдуманно и взвешенно, а главное, более смиренно, чтобы не вносить смуту в души верующих.

 * * *

Современные методы миссионерства нередко связаны с пренебрежением нашими церковными традициями, со смешением церковного и светского. Я в детстве по слуху подбирал на фисгармонии церковные песнопения и светские песни. Мама строго следила за тем, чтобы между ними был перерыв, чтобы церковное исполнялось благоговейно. В нашей семье не допускалось чтение светских книг после воскресной или праздничной всенощной. И что-то подобное было во многих семьях — не допускали смешения духовного со светским. И по канонам — например, во время пасхальной седмицы, несмотря на пасхальное ликование (точнее, благодаря ему) не допускаются увеселения. Это свято хранил наш народ. Хороводы начинались только с Красной горки, (т.е. Недели Фоминой — когда разрешались венчания).

Почему я так настаиваю на восстановлении и хранении православных традиций? Оговорюсь — не традиций Апостольского века или горы Афон, а наших русских православных традиций дореволюционной и, в особенности, первой послереволюционной поры. В душе русских людей живёт много принципов, воспитанных нашим тысячелетним Православием. Эти принципы могут быть ослаблены и даже в чём-то несколько искажены — но они есть, их нет нужды насаждать вновь, надо только освободить их от атеистических завалов — и они оживут. Это очень важно для возрождения Святой Руси. Приведу пример.

В наше время Церкви было возвращено множество храмов — поруганных, осквернённых, полуразрушенных. И во многих случаях — особенно в провинции, где мало денег, — эти храмы приспосабливались для службы ещё до их окончательного восстановления. Дальнейшее восстановление велось на средства, получаемые от богослужения. Что бы сказали прихожане о человеке (даже если он батюшка), который предложил бы: давайте этот осквернённый храм мы разрушим до основания, а затем мы наш, мы новый храм построим! Ясно, что в современных условиях такое разрушение недопустимо, т.к. новый храм за недостатком средств построить не удастся.

Так и религиозное состояние нашего народа требует восстановления его в традиционном виде, без новшеств. При таком восстановлении проснутся заглушенные навыки благочестия и оживёт душа народа.

А проводимое заново, на пустом месте строительство если и принесёт плоды, то не ранее нескольких столетий. Если же оно проводится по рецептам афонских коливадов или по рок-проповедям о. Андрея Кураева, то можно безвозвратно погубить и те остатки благочестия, которые ещё хранит наш народ. Поэтому меня очень пугают смелые (а может быть, и вредительские?) эксперименты современных реформаторов. То, что требует изменений, само собой изменится, когда будет восстановлена традиция.

Хочу обратиться, в заключение, и ко всем, кому приходится миссионерствовать, словами ап. Иакова брата Господня: «Братия мои! Не многие делайтесь учителями, зная, что мы подвергнемся большему осуждению. Ибо все мы много согрешаем. Кто не согрешает в слове; тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело» (Иак. 3, 1–2). Поскольку мы уже стали учителями, нам надо просить Бога, чтобы Он не осудил нас за дерзость, а обратил наш труд на пользу тем, кого мы учим.