Архив номеров Номер 5

...Мы выражаем надежду, что следующий век станет для нашей церкви веком уже не только евхаристического
(т.е. таинственно-мистериального и приходского),
но и агапического (т.е. сакрально-мистического и общинного) возрождения.

Православная община. 1999. № 54

 

Как хорошо известно, священник Георгий Кочетков был запрещен в священнослужении не за свою антицерковную деятельность или богословие, а за насилие над священником Михаилом Дубовицким, учиненное им с ближайшими своими помощниками из братства "Сретение" 29 июня 1997 года в алтаре храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. В прошении на имя Святейшего Патриарха Алексия от 5 декабря 1997 года он писал: "Осознавая свои грехи и примирившись со всеми, покорнейше прошу... снять с меня наложенное Вами прещение".

Однако, судя по многочисленным публикациям в журнале "Православная община" (главный редактор — священник Георгий Кочетков) за последние три года, никакого осознания своей вины ни сам о. Кочетков, ни члены его братства не испытывают, а примирения с отцом Михаилом у них вовсе не произошло. Так, в журнале "Православная община", № 43, А. Платонов пишет: "На сегодняшний день не осталось никаких объективных документов, подтверждающих "факт" насилия и глумления над священником Михаилом Дубовицким, и теперь можно однозначно говорить о юридической и этической невиновности о. Георгия Кочеткова и его прихожан в том, что произошло в их храме". Здесь все сплошная ложь и подтасовка. Компрометирующих фактов имеется предостаточно: и видеокассета, и свидетельские показания, и документы, и, наконец, сам пострадавший о. Михаил Дубовицкий, с которого насильно сняли священнические ризы и крест. Любопытно другое: кого же "Православная община" устами А. Платонова называет виновным? "Получается, что, простите, крайним в этой некрасивой истории оказывается сам епископ Московский Святейший Патриарх Алексий II".

На подобные безумные заявления в адрес Святейшего Патриарха и других московских священнослужителей нет нужды отвечать, поскольку никто, кроме кочетковцев, не сдавал собратьев в психушку, не учинял погрома в алтаре и не снимал насильно с шеи святой крест. Аргументация бесчинников явно осуществляется по принципу "с больной головы на здоровую".

Свидетельств о том, что кочетковцы отрицают свою вину, существует множество. Поэтому их покаяние походит на фарс. Однако, хотя священник Георгий Кочетков у отца Михаила Дубовицкого прощения не испросил, сам он Патриархом прощен.

При этом в указе Святейшего Патриарха говорится о создании специальной богословской Комиссии для "анализа богословских изысканий" свящ. Г. Кочеткова и их "соответствии догматическому православному вероучению, Святоотеческому наследию и традициям Русской Православной Церкви" (Распоряжение номер 2187 Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия от 5 мая 2000 года). При своей работе Комиссия должна иметь в виду резко враждебное отношение к Русской Церкви в кочетковском братстве, прикрывающем свою макушку париком рассуждений о "церковной пользе".

 

Отношение к своей "православной" школе

В журнале "Православная община" № 43 опубликована переписка между канцелярией Московской Патриархии и руководством кочетковского братства "Сретение". Она представляет собой любопытную подборку документов. При чтении их возникает впечатление, что адресаты говорят на разных языках, что одна сторона не способна воспринять противоположную. Это действительно так, причем различие, как нам видится, заключается в неодинаковом представлении о Церкви, то есть в различной экклезиологии.

Что же конкретно стало предметом переписки?

В 1992 году были зарегистрированы в госструктурах два учебных заведения — Московская высшая православная христианская школа (МВПХШ) и Огласительное училище. Тогда же они получили патриаршее благословение.

Патриарх, естественно, считает, что учреждение, получившее по его благословению статус православного, принадлежит Русской Православной Церкви и потому должно быть управляемо и контролируемо церковными структурами. Священнику же Кочеткову патриаршее благословение служит лишь ширмой для более успешного и беспрепятственного осуществления деятельности своей обновленческой секты — братства "Сретение". При этом духовный климат в Высшей Школе о. Георгия определяется лишь им самим без оглядки на реалии жизни всей остальной Русской Церкви.

Итак, в переписке обозначены две точки зрения. Святейший Патриарх в своем Указе № 4520 от 9 октября 1997 года говорит о "духовном окормлении приходских учебных заведений и братств". Точно так же без мудрований понимает вопрос и протоиерей Олег Клемышев, назначенный патриаршим Указом настоятелем храма Успения в Печатниках с одновременной обязанностью "попечения о духовном окормлении приходских учебных заведений и братств (вместо священника Георгия Кочеткова)", о чем он прямо пишет ректору Школы (18.10.1997 и 21.11.1997).

Однако и указ Патриарха, и неоднократное обращение о. Олега встречают глухое непонимание. Вот что отвечают кочетковцы Его Святейшеству 15 декабря 1997 года: "В тексте вышеупомянутого Вашего указа определенно говорится не об этих церковных учебных заведениях, а о приходских школах храма Успения Богородицы в Печатниках".

Что это — откровенное издевательство? или неспособность понять? или желание услышать и не подчиниться?

В Указе Святейшего Патриарха определенно говорится именно об этих, а не о каких-либо других учебных заведениях. Других "учебных заведений" у Кочеткова не было и нет. Так что спутать их просто не с чем. Это пояснил недвусмысленно сам Патриарх Алексий II в своей резолюции, наложенной на рапорте прот. Олега Клемышева от 5.12.1997 г., когда давал распоряжение о передаче руководства "...приходских учебных заведений, как Московская высшая христианская православная школа свт. Филарета митрополита Московского и огласительное училище". Так что вопрос, и без того очевидный, разъяснен самим Патриархом с предельной четкостью.

Однако на этот Указ, вместо его исполнения, последовал затейливый ответ, будто названные учебные заведения "никогда не могли быть и не были приходскими школами Успенского храма".

В итоге поименованные учебные заведения после снятия с них патриаршего благословения в 1997 году так и остались в собственности и управлении священника Георгия Кочеткова и его сотрудников. Возникло беспрецедентное положение: Святейший Патриарх специальным Указом снимает свое благословение со Школы, а Школа продолжает после этого благополучно существовать. Причем не как государственная или частная, а именно как церковная! В аббревиатуре МВПХШ "П" по-прежнему означает "православная", а "Х" — "христианская". Вернее было бы расшифровать "преступная хулиганская". Школа продолжает набор, учебный процесс, выпуск, расширяет очный и заочный сектор — и это в то время, как ее основатель и духовный руководитель находится под церковным запретом!

Ни отлучение главаря, ни снятие благословения с самой Школы никак не влияют на ее работу. Такое положение возможно только при полной канонической безграмотности неофитов, обманутых в том, что будто бы, приходя в кочетковские группы оглашения, они приходят в Церковь. К сожалению, эта обманчивая подмена многими из оглашаемых так и не осознается.

Но самое помрачительное в этой истории то, что благословение было вновь получено в тот период, когда духовный лидер и основатель Школы находился под запрещением в священнослужении! Вот как говорит об этом сам о. Георгий Кочетков в интервью газете "НГ-Религии" (12.04.2000): "Еще в 1999 году мы вновь, кроме государственной, получили лицензию отдела религиозного образования и катехизации, причем непосредственно с благословения священноначалия. В школах очно и заочно обучается примерно тысяча человек в год".

У тех, кто понимает смысл сказанного, сердце сжимается. Злостный враг Православной Церкви, модернист-реформатор, находясь под запретом в служении, добивается официальной регистрации своей еретической Школы. Тем самым он внедряет в православную среду свое учение, чуждое святоотеческой традиции, и протестантское "благочестие".

Вообще, позиция Отдела религиозного образования и катехизации Московского Патриархата в отношении кочетковской Свято-Филаретовской школы представляется весьма странной. Во многих мероприятиях, проводимых Отделом, кочетковцы участвовали самым активным образом, как бы "застолбляя" себе свое "законное" место в системе церковного просвещения. Это происходило вопреки церковному прещению их лидера и снятию патриаршего благословения со Школы. Думается, что позицию Отдела религиозного образования и катехизации в отношении кочетковской Школы назвать беспринципной было бы слишком мягко. Речь идет об опасности для Церкви, о перерождении изнутри, о подмене православного мировоззрения еретическим, прикрывающимся видом православия. Даже менее опасно было бы сотрудничать с откровенно неправославными школами — католическими, адвентистскими, пятидесятническими, баптистскими. Там хоть не было бы соблазна смешения и растворения. Кочетковская школа непримиримо агрессивна по отношению к Церкви, но выступает под православной вывеской. Причем тот, кто лишен права священнодействия, сам и учит, и пастырствует, и читает огласительные молитвы крещального чина над душами, доверившимися ему. Еретики-кочетковцы каждый праздник разрастаются новыми свежеиспеченными "семьями"-общинами.

Вот характерный пафос напутствия новокрещенных (как враждебно настраивает о. Кочетков этих людей против Церкви, как насаждает сектантский дух!): "Всем известно, что в нашем братстве есть люди, которые не ходят молиться сюда, в эту часовню, устроенную по благословению патриарха, говоря, что нужно молиться непременно в храме. (Ай да отец Георгий, и Патриарха не постыдился приплести всуе! — К. Б.)... Меня всегда удивляло, откуда у людей рождается такое сознание? и чего они ищут, приходя в храм? И чего им тогда не хватает, например, здесь?" (Православная община. № 52. С. 6—7). Итак, смысл призыва ясен: держитесь меня и только меня! Все, что есть в Церкви кроме меня, не стоит вашего внимания!

Но послушаем дальше.

"Неужели им не хватает роскошных риз и паникадил, не хватает курений ладана, не хватает высокого иконостаса и золота, не хватает обилия свечей и лампад? Неужели им, в конце концов, не хватает наемных служителей и, как правило, такого же малоцерковного профессионального хора, или им недостает церковного ящика, который недавно стал неотъемлемым атрибутом нашей церковной жизни, где все можно купить: молебен, годовое поминовение, крестины, венчание, что хотите — заплатил и спи спокойно?" (с. 7). Поистине, такому антиправославному задору могли бы поучиться у батюшки Георгия любые сектанты. Тут и желчь, и агрессия, и хула.

А вот цитата из следующего абзаца: "Даже если бы апостолы были чисто русскими людьми, они были бы страшно поражены, страшно удивлены и тому богослужению, которое совершается сейчас в русских храмах. Я уверен, что их бы за это тут же изгнали из наших храмов, сказав, что они еретики, неообновленцы, ну и вообще всякие там мусульманские жидо-католики" (с. 7). Упреками, которые слышит в свой адрес Кочетков, он готов великодушно поделиться со святыми апостолами. Одновременно с тем ему приятно еще раз безнаказанно лягнуть Русскую Церковь.

А вот еще пассаж: "Представьте себе, что сейчас сюда входит церковное начальство (это невозможно, но представьте себе): смог ли бы в этом случае кто-нибудь, даже я, сказать то, что вы сейчас слышите?" (с. 9).

В этом "даже я" содержится и сатанинская гордыня, и дон-кихотская несостоятельность. Запрещенный в служении священник сколачивает вокруг себя огромную паству из фанатически преданных ему людей. Своих оглашаемых он настраивает ненавидеть традиционное Православие и священноначалие. Кочетковщина представляет собой оппозицию Церкви внутри самой Церкви, и при этом еретики сами себя называют Церковью. А воспитание новой гвардии бойцов с Русской Православной Церковью происходит в Высшей "православной" кочетковской школе.

 

Братство — форма существования кочетковской ереси

Священник Георгий Кочетков является основателем двух братств, принципиально отличающихся одно от другого. Братство "Сретение" имеет формальную регистрацию в государственных и церковных инстанциях. Оно представляет собой как бы кочетковщину материализованную, воплощенную, со всеми приличествующими атрибутами — печатью, юридическим лицом, расчетным счетом, почтовым адресом и т. п. Через председателя и членов братства "Сретение" о. Кочетков может вступать в формальные отношения с различными государственными и общественными структурами и организациями.

Братство "Преображенское", напротив, хотя и состоит из примерно тех же людей, является чисто духовным. Как изящно сказано в "Обращении Х Преображенского Собора" (ежегодного собрания неформального Преображенского Братства) к Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II, это Братство объединяет людей, "скрепленных не уставами и формами, а любовью и верой" (Православная община. № 53. С. 98).

Для человека непосвященного понять это двойственное устроение непросто. Из богословских представлений ближе всего к данному феномену, по-видимому, можно отнести протестантское учение о видимой и невидимой Церкви. По крайней мере, видимая и осязаемая часть кочетковского духовного движения может быть названа Сретенским братством и уподоблена вершине айсберга. Сам же айсберг, включая и подводную его часть, неприметную внешнему наблюдателю, можно сравнить с братством Преображенским. И первое, и второе плоть от плоти порождение о. Кочеткова.

Святейший Патриарх после снятия с о. Г. Кочеткова настоятельских обязанностей своим Указом № 4520 назначил прот. Олега Клемышева в должность настоятеля храма Успения в Печатниках "с поручением попечения о духовном окормлении приходских учебных заведений и братств (вместо священника Г. Кочеткова)" (Цит. по: Православная община. № 43. С. 85).

На это требование председатель братства "Сретение" С. С. Тюльпин отвечает Патриарху: "...общее собрание решило приостановить деятельность братства в связи с неопределенностью в настоящий момент его канонического статуса" (с. 89). Казалось бы, смиренное и послушливое заверение. Лишь из дальнейшего развития событий будет ясно, что никто ничего "приостанавливать" ни собирался. Здесь, между прочим, заметим, что подобный официальный разговор и канцелярская переписка возможна в кочетковской среде лишь со Сретенским братством, а не с Преображенским, которое в принципе неуязвимо и непотопляемо.

Однако оценим ответ кочетковцев Патриарху. Бросается в глаза, что текст письма председателя братства "Сретение" наглухо пренебрегает Патриаршим Указом о том, чтобы Братство вошло в духовное окормление к прот. Олегу Клемышеву. Это требование как бы не замечается, просто игнорируется. Им про Фому, а они — про Ерему. В ответ кочетковцы пишут, что "братство в 1996 году подавало свой новый Устав... на утверждение Вашего Святейшества, однако ответ нами не был получен" (с. 89).

На это словоблудие Патриарх снова вынужден отвечать: "Устав Братства "Сретение" в представленной в Московскую Патриархию редакции может быть Нами утвержден при условии выполнения Нашего Указа от 9 октября 1997 года за № 4520" (с. 89—90). Патриарх настаивает на том, чтобы Братство духовно окормлялось не запрещенным в священнодействии священником Кочетковым, а новым назначенным настоятелем Успенского храма. Заключительная резолюция Его Святейшества выглядит вполне справедливой: "Если собрание братства «Сретение» не считает возможным исполнить данный Указ, Наше благословение на его деятельность снимается" (с. 90).

Однако даже после этого повторного и предельно ясного разъяснения никто из братчиков не подумал перейти к сотрудничеству с отцом Олегом Клемышевым. Как юродские и издевательские звучат в ответ Святейшему Патриарху такие слова: "Мы всегда готовы исполнить любое условие и благословение Вашего Святейшества и об ином никогда не помышляли, тем более в отношении Вашего Указа от 9.10.97" (с. 90). Слова глумливые и циничные. Васька слушает да ест! Никто пальцем не двинул, чтобы исполнить волю правящего архиерея, совсем как в Евангелии: "Аз господи иду, и не иде" (Мф. 21, 30). Более того, очернению подпал почему-то о. Олег: "Мы с недоумением и глубоким огорчением узнали, что прот. Олегом Клемышевым нам вменяется невыполнение данного Указа, на основании чего снимается Ваше благословение на деятельность братства «Сретение»" (с. 90). Так писать могут только люди с прожженной совестью.

В итоге канцелярской переписки патриаршее благословение с братства "Сретение" было снято, а деятельность Братства преспокойно продолжилась.

Одним из важнейших проявлений жизни кочетковской секты являются так называемые "Преображенские Соборы". Эти ежегодные "Соборы" священник Георгий Кочетков проводит и возглавляет, начиная с 1990 года. В различных выпусках номеров журнала "Православная община" наблюдается известная непоследовательность в терминологии — то пишут о "Соборах" братства "Сретенское", то братства "Преображенское", а то даже братства "Сретенско-Преображенское". По сути, это все разные названия одного явления — кочетковщины.

Вот как осветила в журнале "Православная община" № 47 пресс-служба братства "Сретение" проведение очередного IX "Собора":

"С 19 по 23 августа в Москве состоялось IX ежегодное собрание Сретенско-Преображенского братства, в котором приняли участие около тысячи человек. Важным был разговор об опыте жизни общины без своего храма и сохранении в этих условиях полноты церковности. Братство, несмотря на различные искушения и прямые гонения не только в Москве, но и в других епархиях, сохранило и продолжило свои служения" (с. 115).

"Полноту церковности" следует понимать однозначно как "церковность" за пределами границ Русской Православной Церкви, которой Братство себя в данном контексте явно противопоставляет. "Прямые гонения" признаются опять-таки со стороны все той же Русской Православной Церкви: Патриарха, Московского викария и благочинного. Однако ореол мучеников, мужественно терпящих гонения, сразу померкнет, когда мы узнаем, в чем же эти "гонения" заключаются. А "прямых гонений" на кочетковцев было ровно два. Первое — наказание за насилие над священником Михаилом Дубовицким в алтаре храма Успения в Печатниках, за что о. Кочетков был менее чем на три года запрещен в праве священнослужения. Второе — снятие Патриаршего благословения с деятельности братства "Сретение" за отказ подчиниться Указу чиноначалия. Вот и все "гонения" на "несчастных" кочетковцев!

Кочетковское Братство сохранило за собой и все свои структуры, и свой журнал, и все учебные заведения. "В рамках собрания Братства прошел день открытых дверей Свято-Филаретовской высшей православно-христианской школы, которая поддерживается Сретенско-Преображенским братством" (с. 115). Следует особо отметить, что в 1998 году, когда писались эти строки, и сам отец Георгий, бедненький, находился под Патриаршим запрещением, и его Школа вместе с Братством также. При этом, как мы уже знаем, несчастное и гонимое Братство "сохранило и продолжило свои служения", причем "не только в Москве, но и в других епархиях"!

Миссионерство в кочетковском Братстве занимает одно из ведущих направлений деятельности. Только понимать его следует не в традиционном церковном проявлении, а как раз в противоположном, как антиправославную сектантскую работу. Распространение влияния секты в различных епархиях именуется у кочетковцев "паломничеством". На IX "Соборе" его участники с ближайшими своими помощниками из братства "Сретение" "подвели итоги летнего братского паломничества, которое происходило по разным направлениям в различных епархиях и странах" (с. 116).

Далее в журнале приводится текст "Обращения участников ежегодной встречи Сретенско-Преображенского братства ко всем, кто стремится к восстановлению полноты церковной жизни". Само название обращения может быть признано стилистическим шедевром. В тексте обращения выражается обеспокоенность проблемой "внутренних гонений на Церковь со стороны фундаменталистских сил" (с. 116).

О себе же герои свидетельствуют следующее. "В этом году многие преодолели страх перед произволом и мертвящими окриками церковного начальства, фарисейством и законничеством, псевдохаризматизмом и "младостарчеством", обрели опыт освобождения от механического казарменного "послушания", научились противостоять духу деспотизма, который может затрагивать и священство, и монахов, и мирян. У нас нет другого пути, кроме пути "исхода" из царства рабства и страхов" (с. 117). Сказано более чем откровенно. Краски подобраны сочные. Так и хочется пожелать оголтелым кочетковцам скорейшего их "исхода" из нашей Церкви, которую они считают "царством рабства и страхов".

Ни братское вразумление, ни обличение, ни критика в адрес кочетковцев в принципе невозможны. "Мы не принимаем никаких обвинений от тех, кто смеет порицать нас", — провозглашают участники IX "Собора" (с. 117).

 

Х "Преображенский Собор". Коренные изменения в жизни Братства

Журнал "Православная община" № 53 сообщил об очередном Х юбилейном "Соборе" Преображенского Братства, проходившем в Москве в 1999 году. На "Соборе" присутствовало около 1000 человек из 18 епархий и 8 стран. "Собор" констатировал ряд существенных новшеств, которые появились в разрастающейся кочетковской секте.

"Не было на этот раз и традиционной совместной агапы всех членов Братства" (с. 81). В этом кратком признании засвидетельствовано, что именно традиция "агапы", установленная о. Георгием Кочетковым, объединяет членов его Братства и отличает от всех прочих православных христиан. Сам о. Георгий рассказал об этом на десятом "Соборе", вспоминая о первом "Соборе", такими словами: "Тогда мы собрались в первый раз и просто пошли крестным ходом... из города в лес, на полянку, где мы расселись так, как сказано в Евангелии, — небольшими кругами, — и совершили братскую трапезу любви, агапу, помолились и почувствовали величайшую благодать и счастье жизни" (с. 82).

Как участник I "Преображенского Собора" в г. Электроугли могу подтвердить, что воспоминания отца Георгия на сей раз правдивы. Действительно, в лесу, на поляне, усевшись вкруговую, мы начали молитву "своими словами" над чашей с вином, и все пили намоленное вино и вкушали преломленный хлеб. Нетрудно прельстить себя, что это было "как сказано в Евангелии", а не так, как в Храме Христа Спасителя, где участники X "Собора" были вынуждены "служить Евхаристию под предстоятельством" ненавистного им архиепископа Арсения (с. 80). В словах о. Кочеткова проступает явный сектанский дух: тяга к полянам, квартирам, кинозалам (где и состоялось само сборище). На контрасте с этим ощущается явное тяготение традиционным, церковным, православным.

Еще одно новшество появилось на Х "Преображенском Соборе". Духовный попечитель Братства священник Георгий Кочетков, приветствуя участников "Собора", сообщил, что "в этом году благословение на проведение собора было дано архиепископом Михаилом (Мудьюгиным)" (с. 81—82).

Сказанное следует осмыслить. Патриарх Алексий II снял свое благословение с деятельности кочетковцев. Московский викарий также, разумеется, не собирался нарушать волю Святейшего. Справедливые упреки в неблагословенной деятельности все чаще стали раздаваться в адрес о. Георгия. И уж больно захотелось непокорному о. Кочеткову после многократных попраний благословения священноначалия заручиться хотя бы каким-нибудь благословеньицем хоть какого-нибудь архиерея. Заштатный питерский архиепископ, не имеющий никакой канонической власти в Москве, но известный своими ультрамодернистскими и протестантскими идеями, пришелся запрещенному в служении о. Кочеткову ко двору. Если бы участники Х "Собора" были канонически грамотны, они должны были бы после такого первого "приветственного слова" дружно встать и покинуть антицерковное неблагословенное бесчинное сборище. Но этого, конечно, не произошло, поскольку в роли "законного", "благодатного" и "каноничного" предстоятеля выступал их главарь Кочетков.

Между прочим, после восстановления в праве священнослужения о. Георгий уже не любил вспоминать о благословении заштатного питерского архиепископа Михаила. В интервью газете "НГ-Религии" от 12.04.2000 он говорит уже иначе. "У Святейшего был конкретный вопрос: почему мы не взяли его благословение на собор Преображенского братства в 1999 году? Но мы никогда не считали себя какими-то самодостаточными людьми в Церкви. (Это ложь. Насколько я помню с 1988 года, всегда считали. — К. Б.). К сожалению, когда по недоразумению было снято благословение с нашего института и братства, мы не могли, как это делали все прошлые годы, взять благословение на последний Преображенский Собор (Это тоже ложь, поскольку ни один из десяти "Соборов" не получал благословения от правящего архиерея. — К. Б.). И мы сожалеем об этом (Ах! — К. Б.), мы действительно хотели бы, чтобы священноначалие было не только в курсе того, что происходит, но и чтобы оно, выполняя свое руководящее служение, благословило эту работу". Слова самоуверенного наглеца, готового вырвать церковное благословение на свою антицерковную деятельность и чувствующего свою силу.

В обращении участников Х "Собора" было отмечено, что кочетковское Братство вступило в новое качество: "Сейчас мы находимся еще как бы на старте некоего нового и главного этапа нашего служения" (с. 96). Сам священник Кочетков так раскрыл эту мысль: "Наше Преображенское братство каким-то образом структурировалось" (с. 84). "Московская часть Братства как-то преобразилась в десять братств, а немосковские братства тоже стали ощущать себя вполне самостоятельно" (с. 84). Невольный каламбур — Преображенское братство "как-то преобразилось в десять братств" — имеет зловещий смысл. Разросшаяся секта оказалась настолько жизнеспособной, что не нуждается больше в постоянной опеке, а может быть поделена на отдельные независимые самоуправляемые "братства". Это подобно тому, как поместная Церковь разделяется на епархии. Отметим, что каждое из "малых братств" (с. 87) состоит из нескольких "семей"-общин. "Семьи"-общины, слагающие "малые братства", вполне подобны приходам, объединенным в одну епархию. Аналогия весьма явная и очевидная.

Итак, "малые братства", некогда слагавшие единое Преображенское братство, достаточно созрели для того, чтобы существовать самостоятельно. Преображенское братство на "Соборе" объявляет об этом и дает им путевку в жизнь. Это действительно новое качество для кочетковщины.

Теперь кочетковцам не нужна даже совместная "агапа". Братство настолько выросло, что проведение единой "агапы" стало и технически затруднительно. Проведение "агап" завещается "семьям" и "малым братствам".

"Семьи"-общины управляются "пресвитерами"; "малые братства", как аналоги епархий, возглавляются председателями в должности "епископов"; "Преображенский Собор" в таком случае становится подобен Архиерейскому, или, точнее, Поместному Собору, а его председатель Кочетков воспринимает тогда естественную функцию Патриарха. Кочетковщина вполне иерархична. Ее устроение в современном обновленном виде вполне подобно устройству поместной Церкви, разумеется, с поправкой на отсутствие апостольского основания.

Самое интересное, что при созданном иерархическом устроении ересь уже не нуждается в своем основателе. Лидер может исчезнуть, но его детище — секта кочетковщины — останется. Нам не хотелось бы пророчествовать на эту тему, а хотелось бы, напротив, ошибиться. Но в настоящее время уже существует около двадцати московских и разбросанных по всей стране "малых братств"-епископий, имеющих независимое самоуправление и состоящих каждая из нескольких "семей"-общин.

Отец Георгий мотивировал на Х "Соборе" разделение Преображенского братства красивыми словесами о необходимости укрепления подлинного братства и общинности: "Ради этого мы и пошли на довольно рискованный шаг, разделив наше московское братство на десять относительно самостоятельных братств" (с. 87); "С этим связана и «структуризация» Преображенского братства, превращающегося в содружество небольших так называемых «малых братств»" (с. 87).

В "Сретенском листке" (2000, № 3) опубликован ответ о. Георгия на вопрос: "Почему Преображенское братство не может существовать в старой форме?"

"Праосновой нашего большого братства является то Преображенское братство, которое всем известно и главной целью существования которого является поддержка духовного возрождения церкви в нашей стране (ставить своей "главной целью" "духовное возрождение Церкви" — задача человека или Бога?.. — К. Б.), обретение целостности и полноты жизни в церковном предании. Но за эти годы Преображенское братство стало слишком большим, и уже многие никак не могли себя в нем реально и личностно проявить, поэтому мы разделили московское братство на 10 "вертикалей", или "вертикальных братств", которые постепенно за последние 3 года превратились в самостоятельные братства. Когда мы увидели, что Господь дает внутри Преображенского братства полтора десятка, если не больше, уже достаточно зрелых самостоятельных братств, то возник вопрос: а как сохранить единство Преображенского братства, единство духа, единство жизни во Христе, единство в выполнении той главной задачи, ради которой мы все собираемся в братство? Вот и возникла идея содружества. Содружество православных братств — это то же самое Преображенское братство, но только с большей личной ответственностью. И все то, что раньше могло сделать Преображенское братство, теперь может делать каждое из этих малых братств: образовывать благотворительные и просветительские учреждения, печатать книги, газеты, журналы, общаться с другими братствами как в своем городе, так в любом другом городе или другой стране, общаться с иерархией, общаться со священством, с ищущими мирянами".

Важно отметить, что каждое из малых кочетковских братств неослабно занимается внешним миссионерством. Это называется благочестивыми словами "паломничество" и "свидетельство". "Одной из основных задач служения Братства по-прежнему остается свидетельство — свидетельство о Христе Духом Святым (Неслабая заявка! — К. Б.), не только внешним или малоцерковным людям — через миссию и катехизацию, но и свидетельство о Церкви в церкви" (с. 85). Так что сама Русская Церковь воспринимается кочетковцами как объект свидетельства и миссионерства, место вербовки в свои ряды, руда для переплавки, поле для возделывания.

"В паломничествах открылись более широкие возможности как для братотворения (блестящий неологизм! — К. Б.), так и внутрицерковного свидетельства" (с. 90—91). Мнение о. Георгия по поводу своей миссии самое благодушное: "15—16 братств имели возможность паломничать... Мы были во многих местах, в разных епархиях, где к нам относятся очень по-разному. Думаю, что в результате мы можем констатировать факт, что в любых условиях, даже в наименее благоприятных, в церкви нет отчуждения от того, что мы с вами делаем, от нашего опыта и от нашего Братства" (с. 84). Слово "церковь" о. Кочетков пишет с маленькой буквы, а слово "братство" — с большой. "В этом году не было ни одной епархии, где бы нам сказали: "Вы нам не нужны, уезжайте!"" (с. 91). Стоит вдуматься. Запрещенный в служении священник благословляет и организует целую миссию (под видом паломничества) в разные епархии Русской Церкви. "Мы также должны благодарить церковь — и не входящих в Братство братьев и сестер, и отцов, и владык, которые с большой открытостью и доверием, с большим интересом относятся ко всему тому, что мы делаем" (с. 84).

Отцы и владыки, будьте бдительны! Наша Русская Церковь стала полигоном кочетковщины. Не умея распознать хищников, некоторые пастыри принимают их "с доверием и большим интересом". Да не забудем слово первоверховного апостола Петра: "Трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая ходит, иский кого поглотити, емуже противитеся тверди верою, ведуще, яко теже страсти случаются вашему братству, еже в мире" (1 Пет. 5, 8). Апостол под братством понимает, конечно, Церковь, а не кочетковскую секту.

 Кочеткову уже не надо расширять свое влияние, достигшее пределов желаемого: "Уже нет необходимости почти все свои силы отдавать на катехизацию. Уже довольно хорошо отработаны структуры всех наших учебных заведений, как говорится, от детского сада до магистратуры включительно. Во всяком случае, каких-то принципиальных проблем здесь уже нет. Особенно это чувствуется сейчас, когда мы снова получили церковную и, наконец-то, государственную лицензию для работы Свято-Филаретовской высшей школы — нашего Миссионерско-катехизаторского института" (с. 86). Трудно даже представить, какой великий вред для Русской Церкви из этого получится. Из слов о. Георгия вытекает, что даже катехизация, его излюбленное дело, оказывается для Преображенского братства не главным.

Но что же главное?

"Церковь пошла вбок давно" (с. 91). Исправление этого церковного "неправильного" движения и есть призвание отца Георгия Кочеткова и его Братства. Стоит только вчитаться в следующие слова "спасителя" Церкви Христовой: "...Голос такого многочисленного и сильного Братства иерархия не смогла бы игнорировать, как она все еще пытается это делать, если бы мы были более адекватны в формах своего выражения. Если бы наше Братство не просто подписывалось тысячами голосов под принятыми документами, но и действительно несло в себе те смыслы, которые в этих документах содержатся, то мы бы перестали индивидуализироваться и мимикрировать под приходскую жизнь, зная, насколько она несовершенна, если хотите, порочна, имея в виду изначальную традицию церковного устройства" (с. 90). Тут провозглашается благим принцип пренебрежения самой Церковью, звучит призыв навязать ей свою волю, исповедуется ненависть к иерархии, объявляется порочной и несовершенной приходская система церковного устройства, звучит призыв активной ее ломки. Чего стоит одно выражение "мимикрировать под приходскую жизнь"! Не жить жизнью своего прихода, не спасаться на своем приходе посредством участия в Святых Таинствах — но "мимикрировать"! То есть таить злобу и ненависть к тому, что в Церкви существует, до поры до времени подстраиваться и терпеть, но тешить себя при этом надеждой, что скоро это "тягостное кондовое Православие" рухнет и мы наконец сможем вкусить свободы духа. Это устроение чисто революционное, бунтарское, протестантское. Парадоксально то, что при таких мятежных мыслях священник Кочетков не желает открыто уйти из Церкви, честно порвать с нею и объявить об образовании новой секты, что фактически уже давно имеет место.

Вот типичный вопрос, опубликованный в подпольном "Сретенском листке" (2000, № 3), предназначенном для внутреннего употребления, характеризующий духовное устроение в братстве:

"Среди отдельных братьев и сестер изредка еще можно услышать такую мысль: «Зачем нам быть в РПЦ, лучше уйти и создать свою церковь»".

На это о. Георгий дает такой ответ:

"Говорите таким людям: да, мы можем организовать свою церковь, которая для кого-то будет во много раз лучше РПЦ, но это будет означать — переступить через своих братьев и сестер, пойти по трупам, организовать в церкви раскол. И мы на это не пойдем, пусть нас даже гонят как угодно и делают с нами все, что угодно".

Кочетков и его Братство имеют целью не уходить в раскол, не изолироваться от Православной Церкви, но напротив, оставаясь в Церкви, отравлять ее всю своим ядом, наполнив новым духом, смыслом и содержанием. Идея безумна, но вдохновенна. Одержимые ею не остановятся ни перед чем. Это подобно тому, как если на каком-либо больном органе начинается злокачественная опухоль, рак поражает этот орган целиком, до конца.

Историческим аналогом кочетковщине можно назвать ересь жидовствующих XV—XVI веков. Тогда духовная зараза также распространялась в самой Церкви, вовлекая в антиправославное движение и духовенство, и мирян — от митрополита и семьи Великого князя, причем никто официально не отрекался от веры и не уходил в раскол. Жидовствующие, как и кочетковцы, лишь дополняли своими домашними собраниями традиционное храмовое благочестие.

В газете "Московский комсомолец" от 10.12.1999 года о. Георгий давал интервью. Ему было в шутку замечено:

— Вы, батюшка, бунтовщик!

На это Кочетков ответил:

— Ни в коем случае. Мы совершенно послушны и Богу, и Церкви, мы никогда ничего не делали без ведома священноначалия, и никогда не собирались идти, и не пойдем ни в какой раскол. Но мы за духовную свободу, а не за своеволие и соблазн. Мы понимаем, что покаяние требуется и нам.

Ответ, достойный театра абсурда.

Но вот свидетельство о духовном устроении в Братстве, которое комичным не покажется, наверное, никому. На одном из "круглых столов" Х "Преображенского Собора" говорилось о том, что "в сегодняшних условиях совместное причастие общины может быть принято ей в качестве элемента аскетического правила (выделено "Православной общиной". — К. Б.) по подготовке к причастию" (с. 90). Мысль эта настолько дикая, что, по-видимому, совершенно недоступна для понимания людям традиционного православного благочестия. Кочетковцы же озабоченно обсуждают ее на "Соборе" за "круглым столом". Поясним, какая проблема занимает членов Братства.

Всем известно, что главное аскетическое усилие православные христиане совершают перед причастием Святых Христовых Таин. Само говение, пост, воздержание, усиленное молитвенное правило совершаются ради более достойного причастия "не в суд или во осуждение". Но у кочетковцев есть традиция "агап", на которые рекомендуется ходить после причастия, желательно "от одной чаши". Последнее условие для членов общины оказывается затруднительным по причинам удаленности, занятости и другим бытовым, а главное — по причине отсутствия "своего" храма, где члены Братства чувствовали себя в своей среде. И вот само причастие начинает рассматриваться как аскетическое требование для участия в "агапе"; не как высшая цель, а как средство; не как награда, а как условие ее заработать. Происходит полное извращение церковного сознания. Новые традиции, насаждаемые в Братстве, вытесняют и упраздняют традиционное благочестие православных приходов.

 

Отношение к своей общине и к "своему" храму

Следует понять, для чего же кочетковской секте так необходимо "мимикрировать под приходскую жизнь", обзаводясь "своим" храмом, "своим" приходом.

Приход для кочетковцев — ненавистное, но на современном этапе и необходимое средство существования. Приходская система как "устаревшая" и тяготящая структура, по замыслу Кочеткова, должна быть заменена альтернативной "общинной" системой. Причем "семья"-община по своему замыслу "не часть, а церковное целое, если в ней, в единстве со всей Церковью, совершаются таинства, в том числе Крещение и Евхаристия" (Православная община. № 1. С. 21). "В такой общине... должны совершаться все церковные таинства" (с. 32).

Нынешние "полулитургические" собрания-"агапы", проводящиеся в Братстве, в перспективе должны дорасти до "агап" "литургических". Тогда собрание кружка единомышленников включило бы в себя не только братскую беседу и трапезу, но также и собственно таинство Святой Евхаристии. В этом заключается розовая мечта о. Кочеткова о возвращении в первохристианскую эпоху, когда Евхаристия проводилась совместно с агапой.

Об опыте проведения собственно "литургических агап" сведений не так много. Эта практика широкого развития в Братстве, похоже, не получила. Она пока остается как бы в тени. Но вот прелюбопытное свидетельство А. М. Копировского, старейшего члена кочетковской секты и ближайшего сподвижника о. Георгия. В сборнике "Община в Православии" (М., 1994) он пишет: "Надо увидеть и конечную цель, как бы она ни была далека, как бы долго до нее ни идти. Это, конечно, совместное причащение, и видимо внутри самой общины, чтобы сама община, имея пресвитера, безусловно признанного церковью, в единстве с Церковью могла совершать Евхаристию внутри себя". Итак, "конечная цель" обозначена. Далее Александр Михайлович проговаривается: "Здесь есть опыт, и я в нем принимал участие, когда путем механического переноса храмовой службы в дом пытались решить эту проблему" (с. 105—106).

Итак, "здесь есть опыт"! Опыт проведения Евхаристии не в храме, а в общине, на дому, на "агапе". Опыт, правда, оказавшийся не самым удовлетворительным, не получивший пока широкого распространения и, по-видимому, даже не известный большинству рядовых членов братства "Сретение". Вкус "литургической агапы" известен лишь очень небольшому и узкому кругу посвященных. Но кому-то ведь "надо увидеть и конечную цель"! И кто-то ее уже, оказывается, видел. Дерзость участия в подобных литургических экспериментах поразительна. Для того чтобы проводить такие причастия на дому, надо быть убежденным в особом своем достойном харизматическом избранничестве, присвоить себе право на литургическое творчество, ощущать себя Иоанном Златоустом и Василием Великим.

Однако полного литургического "возрождения" священник Г. Кочетков пока еще, кажется, не достиг, в его Братстве проводятся главным образом "полулитургические" собрания-"агапы". Такие встречи получили в Братстве широкое распространение. Они проводятся в кругу кочетковцев как привычные и укоренившиеся, без всяких оглядок и оговорок. Их существования не скрывают и не стыдятся. К участию в них подготавливает учащихся Огласительное училище при МВПХШ.

Что же мешает кочетковцам открыто начать новую практику "литургических агап"? Ясно, что причина не в формальных канонических препятствиях, как-то: получение архиерейского благословения, антиминса и т. п. Эти условия можно было бы или обойти (так что никто бы даже и не заметил), или обеспечить их соблюдение (полное или частичное). На недостаток такого рода дерзновения о. Георгий никогда не жаловался.

Но кочетковское Братство не может открыто пойти на такой шаг, поскольку Церковь не знает альтернативы литургии "приходской", храмовой, и, следовательно, объявление об устроении другой Евхаристии "агапического" типа означало бы очевидное всем отпадение от Православия. Такого откровенного откола от Церкви Кочетков не желает. Поэтому он выбирает другую, более гибкую, тактику. Берется курс на создание "своих" приходов, где можно было бы готовить людей к общинной жизни, пропагандировать и воплощать новые "агапические" идеи, приучать общественность к тому, что будто бы все это — одна из слагающих православного предания. Богословской базой, "оправдывающей" деятельность таких "своих" приходов, было взято ставшее популярным книжное выражение "литургия после литургии", в которое, разумеется, был вложен своеобразный смысл.

Такой сектантский по духу приход внешне как бы является административной единицей Русской Православной Церкви и формально подчиняется правящему архиерею. В то же время этот "братский" храм собирает под свои своды прошедших специальное посвящение через "оглашение", а для таких людей истинная духовная жизнь мыслится главным образом через участие в "агапах". Глядя со стороны, трудно догадаться, что именно объединяет "прихожан" такого храма. А объединяет их то, что храм для них служит как бы предбанником перед "агапическим" собранием, а совместное причастие "от одной чаши" — трамплином к "полулитургическому" таинству "агапы".

Примечательно, что при всем их акцентировании на "общинность" храм кочетковцам оказывается действительно нужен, причем именно "свой" храм, на котором можно было бы проводить свою сектантскую деятельность. На "своем" приходе, в "своем" храме, у "своего" пресвитера никогда не возникнет необходимости вменять совместное причастие "от одной чаши" в "аскетическое правило". Когда же "своего" прихода нет, такая проблема в Братстве, как мы видели, возникает и даже обсуждается на "Соборе".

В "своем" храме все посвящены в то, что утреннее причастие Тела и Крови Христа Спасителя есть начало вечернего продолжения таинства на "полулитургической" "агапе". Поэтому желающие попасть на "агапу" члены Братства должны прежде прийти в храм, окунувшись поневоле в приходскую, хотя и весьма специфическую, "свою" среду. Если же храм не "свой" и Божественная Литургия в нем большинством прихожан и священнослужителей не воспринимается как прелюдия к вечерним грезам, а представляет собой самоценное сакраментальное духовное действо, — то кочетковцам на таком приходе становится неуютно. Такая литургия уже не объединяет их на "агапу", а сбивает с духовной волны.

В журнале "Православная община" № 43 опубликовано обращение к Патриарху Алексию II за подписью ректора Свято-Филаретовской московской православно-христианской школы, декана МВПХШ и заведующего Огласительным училищем. В этом письме содержится одно весьма характерное выражение. Ответственные должностные лица кочетковской духовной школы пишут о том, что их Огласительное училище и Высшая школа были основаны "за многие годы до открытия братством "Сретение" Успенского храма" (с. 88).

Но тогда у православного читателя возникают недоуменные вопросы: разве братство "Сретение" открыло Успенский храм? Разве открытие храма для богослужения находится в компетенции братства, а не правящего архиерея? Не происходит ли здесь присвоения себе того, что принадлежит Церкви?

С канонической точки зрения ответ однозначен. Храм для богослужебной деятельности может открыть лишь правящий епископ. В Москве — Патриарх. Церковным объектом, на который распространяется власть правящего архиерея, является приход. Любая мирянская инициатива, для того чтобы ей иметь церковный статус, должна получить благословение своего епископа. Причем то, что принесено Богу и Церкви, перестает быть частной собственностью того, кто некогда был хозяином, владельцем или устроителем. Это касается и церковного имущества, и учебных заведений, и самих храмов. Не вызывает ни у кого сомнения, что жертва, вложенная в церковное хранилище, или икона, принесенная в дар Церкви, больше не могут считаться собственностью прежних владельцев, а становятся Божиим достоянием. Так же точно и христианская школа может быть либо частным заведением, не имеющим церковного статуса, либо находиться в ведомстве Патриархии. Если школа имеет статус частной, она не подотчетна Церкви. Если школа церковная (как, к примеру, МДАиС) — ктиторы и устроители обязаны подчиняться требованиям церковного чиноначалия.

Изложенные соображения кому-то очевидны и безусловны. Кому-то, но не кочетковцам. Вот образец их "церковного" сознания. В письме от 15 декабря 1997 года на имя Святейшего Патриарха от членов братства "Сретение" говорится: "...весь двухтысячный приход, а значит, и большая часть братства "Сретение", оказались буквально изгнанными из своего (!) храма..." (с. 90—91). Прежде всего, "буквально" никто их из храма не изгонял — приходи, молись, кайся. Но главное, недопустимо писать о храме в смысле собственническом: дескать, братство имело "свой" храм — братство потеряло "свой" храм.

О том, что здесь сознательное убеждение, а не описка и не случайное небрежное словоупотребление, свидетельствует сам священник Г. Кочетков. Вот его слова: "Мы не боимся агрессии зла. Мы не боимся того, что у нас нет сейчас своего храма и своего евхаристического собрания, так что мы должны быть в гостях то в одном, то в другом, то в третьем храме, то в одном, то в другом, то в третьем городе, а то и в одной, и другой, третьей стране. Это нормально" (Православная община. № 48. С. 23).

В следующем номере журнала опубликована проповедь о. Георгия перед оглашаемыми, в которой он подтверждает свою мысль еще более резко и выразительно. "Вот мне на этой неделе некоторые братья и сестры рассказали... как некоторые члены нашего Братства под праздник Введения Богородицы во храм, в четверг вечером были в нашем храме Успения в Печатниках. Сто—двести человек посетили свой храм, как бы напоминая нынешним его обитателям, что есть люди, для которых это родной дом, что они живы, что они от своего дома не отказываются, что они не отказываются от себя и от того пути, по которому они шли, и что они продолжают по этому пути идти и ныне" (Православная община. № 49. С. 30).

Прервем цитату. Откровенность Кочеткова потрясает. Патриарх, говорит он, отнял у нас нашу храмовую собственность. Но мы ее по-прежнему считаем своей и не откажемся от своего законного. Но продолжение речи о. Г. Кочеткова еще более откровенно и ужасающе. Проповедник говорит о "врагах", настраивая своих слушателей видеть врагов в тех, кто лишил его права священнослужения (это Патриарх, Московский викарий, благочинный, секретарь), и в тех, кто был назначен в храм на место прежних служителей (это новый настоятель и новый клир).

Продолжим прерванную проповедь. "Они пришли помолиться, а не на пикет и не на демонстрацию. Да, конечно, в эту молитву не могла не включаться молитва о врагах, то есть самая трудная молитва, о которой говорит нам Господь. Тем более что за образом врага не надо было ходить куда-то далеко, как и не надо было этот образ придумывать или создавать, ведь они слышали с амвона примерно такие речи..." Здесь мы вновь оборвем речь вдохновенного ругателя, призывающего к противостоянию Церкви и указывающего своим оглашаемым (да-да, оглашаемым и недавним оглашенным) врагов на амвонах православных храмов, за которых, оказывается, так трудно молиться! Личные враги Кочеткова объявляются личными врагами Братства и автоматически — врагами Церкви. Себя же и свою паству о. Георгий видит в ореоле героев, мучеников, гонимых за веру, истинных последователей Христа, молящихся о своих врагах "самой трудной молитвой". Этим духом противоборства с Церковью он накачивал своих последователей, пока находился три года под запретом в служении. Этим духом мнимой праведности исполнялся сам.

Чем же закончилось для кочетковцев посещение "своего" храма? Послушаем снова отца Георгия: "Все они, конечно, очень смиренно помолившись о врагах за праздничной вечерней [1], после ее завершения покинули этот храм, свой храм, ныне, правда, занятый "гостями"". Выражение "очень смиренно помолившись о врагах" бесподобно. Выражение "свой храм" в контексте всего сказанного выше становится вполне понятным.

Стоит пояснить, что изначально, в 1991 году, в планы Кочеткова входило сделать четыре московских храма "своими", братскими. Тем не менее все они оказались со временем вне его сферы влияния. По действию Промысла Божия, два из них ныне принадлежат монастырям — Сретенскому мужскому и Рождественскому женскому. На них, похоже, кочетковцы махнули рукой. Два других представляют собой городские приходские храмы. Церковь Успения в Печатниках целиком освобождена от засилия еретиков-кочетковцев после произведенного ими там надругательства над православным священником в июне 1997 года. В храме преподобного Феодора Студита у Никитских ворот они мирянской инициативой пока еще входят в приходской совет и отчасти контролируют приходское собрание.

Все эти храмы кочетковцы считали действительно "своими", противопоставляя их остальным "чужим" православным храмам. Об этом прямо говорил сам о. Георгий на так называемом Х "Преображенском Соборе" в 1999 году. Вот его слова о Владимирском храме Сретенского монастыря: "Он ожил и засветился на глазах у всех. Сейчас он снова потух. Это боль нашего сердца, потому что это был наш храм" (Православная община. № 53. С. 82). Послушать о. Кочеткова, так светиться может только его собственное, а чужое лишь тухнуть. Однако вряд ли он найдет много сторонников своей черной мысли об угасании Сретенского монастыря, оказавшегося с 1994 года за границами кочетковского Братства.

Дальше мысль злопыхателя разворачивается. "Не знаю, правда ли это, но говорят, что также потух и наш храм в Электроуглях" (с. 82). Не знаешь — молчи! А лучше признайся, что при тебе и твоем братстве в восстановление Троицкого храма в г. Электроугли не было положено ни одного кирпича. А служил ты тогда вовсе не в светящемся храме, а в подвале соседнего дома, откуда скоренько перевелся "светиться" в Москву.

"А проезжая сейчас мимо храма Успения в Печатниках, мы тоже, к сожалению, можем констатировать тот же печальный факт: храм Успения в Печатниках тоже тухнет, гаснет. Светильник перестает светить" (с. 82—83). Без комментариев.

Вот какую проблему для себя видят кочетковцы в том, что службу в Храме Христа Спасителя возглавлял архиепископ Истринский Арсений, викарий Московской епархии. "Братство, уже два года не имеющее своего храма, в который оно могло бы поместиться в количестве хотя бы 1000 человек, и потому пришедшее в храм Христа Спасителя, было вынуждено служить Евхаристию под предстоятельством человека, два года назад планировавшего и лично руководившего провокацией в Успенском храме..." (Православная община. № 53. С. 80—81). Наглость беспримерная. Антицерковная группировка требует себе у Церкви храм, да повместительнее. Бедные еретики, видите ли, были "вынуждены" служить Евхаристию под предстоятельством православного архиерея! Непонятно только, кто их вынуждал и в чем заключалось их "служение". По всей видимости, их "вынудили" терпеть чин православного богослужения без привычных для них модернистских искажений.

Действительно, стремление иметь "свой" храм сочетается у кочетковцев с одержимостью идеями модернизма в церковном богослужении. Сектанты перестраивают в "своем" храме богослужение для более удобного его восприятия теми, кто был приучен оглашением к "агапическому" вольному обряду. Здесь у священника Георгия Кочеткова содержится в полной боевой готовности целый арсенал обновленческих нововведений: чтение во всеуслышание всех тайных молитв вечерни, утрени и литургии; сокращение и перекраивание чинопоследований; ставшие привычными экспромты в канонических молитвенных текстах Требника и Служебника; отказ от общепринятого в Русской Церкви богослужебного языка и многое другое.

Ревнителей благочестия возмущали в храме о. Кочеткова именно эти внешние проявления вольностей. Многие видели в них кощунство, пренебрежение к церковному Преданию, дурной вкус, неумение раскрыть и оценить истинную красоту и глубину церковной службы. Но корень такого попрания храмового священнодействия следует видеть в том, что всем членам Братства приходское богослужение служило лишь средством реализоваться на домашних "агапах". Пренебрегают обычно лишь тем, что кажется малоценным, неинтересным, обременительным. Так, канон в кочетковском храме на воскресной утрени не считалось грехом читать "на два" и без катавасии. При этом "агапы" проходили, разумеется, "по полной программе".

Своим отвращением от храмового богослужения и ставкой на общинно-"агапические" собрания Кочетков чем-то напоминает главного "героя" повести Ф. Сологуба "Мелкий бес", который, переезжая на новую квартиру, в старой рвал со стен обои и делал еще кое-что похуже. "Все равно переезжать!"

Но парадокс заключается в том, что именно нелюбимая и исковерканная приходская жизнь, с одной стороны, противопоставляет кочетковцев Церкви, но с другой стороны — вовлекает их хоть в какой-то степени в жизнь общецерковную. Как ни пытался о. Георгий на "своем" приходе проявлять свободу литургического творчества и наслаждаться независимостью от священноначалия и церковных канонов — именно храмовая, то есть пресловутая "приходская" жизнь давала членам его Братства возможность хоть одной ногой стоять на православном основании. Без "своего" храма кочетковщина имеет ярко выраженную тенденцию сектантского обособления и противопоставления себя Церкви. Это весьма выразительно было продемонстрировано на последних "Преображенских Соборах".

Однако, как ни обидно наблюдать прямые нападки на Церковь, но думается, что они гораздо менее язвительны, чем скрытая подспудная деятельность на приходе. Ведь такой приход лишь юрисдикционно относится к Московскому Патриархату, а фактически ведет антицерковную подрывную деятельность, плодя членов "агапического" Братства. "Свой" храм, находящийся в руках сектантов, рушит Церковь изнутри, содействуя активному "миссионерскому" распространению ереси. Отсутствие "своего" храма ограничивает рост Братства хотя бы тем, что создает для неофитов дискомфорт двойного благочестия. Оно делает обременительным и затруднительным (пусть и не для всех) несение двойного тягла — быть одновременно усердными прихожанами на чуждом, не "своем" приходе и хорошими членами "агапической" "семьи"-общины.

В завершение спросим: как могли бы ответить верующие люди на вопрос о самом значительном событии церковной жизни ХХ столетия? Кто-то, наверное, назвал бы восстановление Патриаршества на Поместном Соборе 1917—1918 гг. Кто-то привел бы в пример подвиг новомучеников и исповедников Российских. кто-то отметил бы чудо возрождения Русской Церкви в конце ХХ века. Один из единомышленников о. Кочеткова, архимандрит Виктор (Мамонтов) сказал, что это — "подвиг" отца Георгия Кочеткова, который является "самым значительным событием в церковной жизни уходящего нашего столетия, которое смогут оценить вполне, может быть, наши потомки XXI столетия, когда будет писаться история Русской православной церкви ХХ столетия".

На это о. Георгий, исполнившись скромности и смирения, ответил: "Я, конечно, недостоин этих слов, но в них — Вера, Надежда, явление Любви" (Сретенский листок. 1999. № 8).

 

 
Примечание

[1] В отступление от нашей темы поясним, что «праздничная вечерня» противопоставляется Кочетковым традиционному «всенощному бдению»; практически это означает в Братстве, что «праздничная утреня» попросту опускается, так как утром бывает «праздничная литургия».

От редакции сайта: См. также статью священника Константина Буфеева «Повеждь Церкви» в разделе «Библиотека».