Библиотека Cовременное обновленчество – протестантизм «восточного обряда»

О себе я могу сказать, как об очень мягком человеке. Я люблю не только все нации, но воспитывался с детства, будучи окружен домашними животными, и, как психологический тип — хотя я, несомненнно, консерватор, — я очень добрый тип. Но сейчас я хотел бы сказать о чем-то очень важном. Отец Александр Борисов справедливо сказал, что самое главное в нашей жизни, в жизни пастыря — это проповедь Евангелия. И думаю, что все опасности нашего времени связаны с прозорливым определением святителя Василия Великого, который говорит, что "если мы отважимся отвергать неписанные обычаи (речь идет о Священном Предании, вероучительном источнике нашем. — о.А.В.), как будто невеликую важность имеющие, то непреметно повредим Евангелию не только в незначительном (все-таки мало здравомыслящих людей будет покупать пластинки с "тяжелым христианским роком". – о.А.В.), но в самом главном, и от проповеди апостольской оставим пустое имя, без содержания".

Эта книга "Побелевшие нивы" стала очень популярной — она у меня тоже, видите, под руками. И, конечно, отец Александр, который еще в 1983 году написал эту книгу, как он сам рассказывает, не предполагал, что она ляжет и на столы к семинаристам (а она у них уже есть), что она попадет в семьи людей, только-только нащупывающих путь к Церкви, она и написана для людей, которые еще не церковные, но серьезно живут мыслями о Церкви. И я, с вашего позволения, без особенных даже комментариев, прочитаю вам два места, которые составляют, по существу, основное содержание этой книги. И повествуют эти места о самом важном, ибо одно из них — это вопрос веры в Церковь, а второй — вопрос веры в Евхаристию, Тело и Кровь Христовы, а ведь Церковь есть Тело Христово.

"Исторический смысл разделения Церквей и возникновения различных христианских исповеданий в том-то, по-видимому, и состоит, что ни одна из Церквей в силу человеческого несовершенства, не в состоянии охватить всю полноту того, что открыл нам Бог в Иисусе" (С.115). "Ни одна из Церквей", — по терминологии отца Александра это Православие, католицизм, протестантизм, общины баптистов... Чуть ниже — цитата из Апокалипсиса: «Ты говоришь: "я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды"; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Откр. 3, 17). Автор: "Эти слова могут относиться к любому исповеданию расколотой на множество частей Церкви христианской." Что это за вера, неведомая апостолам, святителям, неведомая христианам всех времен и народов, христианам, входящим в ту Церковь, которую врата адовы не сокрушат, которая разделиться не может? Что это за вера в расколотую на множество частей Церковь Христианскую? Может быть, какие−то есть особые святые в этой Церкви?

"Люди, которых можно назвать святыми ХХ века — такие, как Максимилиан Кольбе, Тереза из Калькутты, Мартин Лютер Кинг, Мария (Скобцева), — принадлежат к разным христианским исповеданиям... Эти люди являются для нас провозвестниками нового христианства — не православного, католического или протестантского, но подлинно вселенского христианства. Христианства, так сказать, с человеческим лицом" (С. 105). Мне кажется, что это страшно, потому что новое христианство, неведомое Православию, есть христианство с лицом зверя.

И последнее, самое страшное, что лишило меня спокойствия, точно так же, как одного из слушателей-мирян программы "Радонеж", который по радио услышал не что иное, как просто цитату, мною прочитанную из книги отца Александра Борисова. Я говорю почти-что со слезами, потому что мы все, пастыри, не друг против друга здесь сражаемся, правда?

Евхаристия... Вот интересно, если мы не верим в Церковь, Единую, Соборную и Апостольскую, исповедуем, что она расколота на части, значит, мы исповедуем веру в Тело Христово, расчлененное на уды — нога, рука, ухо?.. А что останется тогда от веры в Тело и Кровь Христовы, если повреждена вера в Церковь?

Книга не для богословов, а для тех, о ком говорит отец Георгий: "миссия внутри Москвы".

Что, собственно, происходит за литургией? Читаем на 118-й странице: "Литургия есть воспоминание последней трапезы Иисуса со Своими учениками... Иисус завещал, чтобы Его ученики в воспоминание о Нем повторяли эту трапезу — преломляли хлеб и пили вино из общей чаши, воспоминали Его наставления, совершенные им исцеления, а главное — воспоминали его самого, Сына Человеческого, в Котором Бог так поразительно пришел к нам, людям... Не мы, люди, приносим нечто Богу — да и что мы можем принести Тому, Кто все создал? — а Бог через Иисуса говорит нам о хлебе и вине, что сие есть тело Его и сие есть кровь Его. Он Сам избирает это (то есть хлеб и вино. – о.А.В.) как самую лучшую жертву из наших рук, которой ( внимание! – о.А.В.) усвояется быть Его Телом и Его Кровью".

Как преподаватель русского языка, не нахожу особенно удачным это выражение в устах того, кто не любит славянский язык. Итак, жертва, которой усвояется быть Его Телом и Его Кровью. "Смысловое ударение здесь не на словах «тело» и «кровь» в их привычном для нас, земном, буквальном смысле, а на слове «сие» – «это». Этот хлеб и это вино, которое мы поставляем на престол, Бог избирает – именует, называет – как Свое Тело и Свою Кровь. Буквальное понимание, вероятно, пришло позже", нежели время установления Тайной Вечери, нежели самая апостольская эпоха. Буквальное понимание, то есть исповедание на Престоле стоящего как живоносной Крови и Тела, пришло позже. Когда? "Когда христианство совершенно отделилось от иудаизма" (С.119). То есть это куцее, выхолощенное христианство, едва лишь, бедненькое, отделилось от живущего полнокровным внутренним бытием иудаизма, как стало буквально исповедовать хлеб и вино живоносной Кровью и Телом Христовым.

И еще минуточку терпения. "Очевидно, что ранняя Церковь эти слова понимала не так, как мы силимся их понимать" (С. 119).

Я — священник, я выхожу сквозь Царские врата, где бы я ни служил: Косма и Дамиан, Успение в Печатниках, Все Святые — в руках Чаша, и я, как оказывается, силюсь, натуживаюсь, высасываю из глубины своего существа вот это новое, буквалистское понимание, ибо "нигде в Новом Завете не обсуждается вопрос (а здесь — самое страшное. – о.А.В.), как увязать эти слова (кровь и тело. — о.А.В.) с запретом вкушения какой−либо крови, поскольку в ней душа животного... Такая дискуссия была бы неизбежна в случае буквального понимания". То есть отец Александр связывает запрет на вкушение крови животного с Евхаристией и доказывает, что буквальное понимание невозможно, ибо, конечно, уверовавшие из иудеев не смогли бы вкушать кровь. Такая дискуссия была бы невозможна, "напротив, подчеркивается, чтобы христиане из язычников воздерживались от вкушения крови" (С. 119).

Отец Александр, Вы же возглавляете Библейское общество! "Как Он может дать нам есть плоть Свою?" — недоумевали иные. — "Какие странные слова! Кто может это слушать?" Дискуссия, видите, была. "Это ли соблазняет вас?.. Но есть из вас некоторые, неверующие" в Тело и Кровь Господню. "С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним." (Ин. 6, 52–66).

И здесь дело не в отце Александре Борисове. Как человек, Божье создание, он неприкосновенен, но как пастырь, его пастырские воззрения... Чему, чему научатся люди этой книгой? Если вам кажется, что это пустяк, просто картинки, которые можно раскрашивать, а можно — нет... Я думаю, что иное! Здесь — самое существо. Святитель Василий Великий был прозорлив. Он сказал: начнем с малого — закончим большим, отвергнем Евангелие и оставим от апостольской проповеди один звук.